Визгливое, сверлящее уши «Адай‑адай‑адай!» свидетельствовало о том, что командоров отпрыск оказался все‑таки проворнее всех.
– Ю‑ю, не дразни девчонку! – крикнул Юрг. – Не мужское это дело.
Благодушное «зе дал» означало «а я уже отдал» – он всегда ей уступал, порой, по‑королевски, давая вдвое больше желаемого. И приучил. Вот и сейчас она не переставала требовательно верещать, как голодный скворчонок.
– Ю‑ю, не обижай Фирюзу, она маленькая! – крикнула мона Сэниа, появляясь на голубом лугу и стаскивая на ходу перчатки для верховой езды – значит, опять где‑то гонялась в одиночестве.
– Хочу белег! – категорически заявил наследник, не снисходя до того, чтобы оправдываться – это было не в его характере. – Нада пельев. Для Зюза.
По‑восточному цветистое имя «Фирюза» было ему еще не доступно.
– Ладно, сейчас отпросимся у мамочки. Мон женераль, дозвольте увольнительную – наш галантный принц своей даме презент сделать желает. Наберем перьев чаечных, а потом спросим Эрма, не завалялось ли в тамошних кладовых пакетика хны, коей кокетливые девы себе гриву красят.
– Пора бы знать, что в древних стенах замка благородного рода Муров кокетливых девиц не принимали. Кокетство – дурной тон.
– Кто – дулной? – Принц явно тяготел к глубоким познаниям.
– Кто – кто?
– Тон – кто?
Юрг, отложив недостроенную мельничку, решительно поднялся:
– Вот тебе яркий пример того, к чему приводят нравоучительные исторические экскурсы. Выпутывайся теперь, как знаешь, только полегче с примерами дурного тона. А впрочем, лучше мы с сынулей скупнемся.
– Очу‑очу‑очу! – Фирюза, несмотря на некоторую разницу в возрасте, не желала ни в чем отставать от своего молочного брата (от одной козы молоко пили). Вокруг ее чернокудрой головки реяли клочки огненного перышка, с которым она успела расправиться в соответствии со своим уже вполне сформировавшимся характером.
– Гулять можете, купаться – ни в коем случае, ветрено, – вынесла свой вердикт принцесса, присаживаясь на пороге, чтобы снять тесные сапожки. – А кстати, почему мне никто не говорит, что от Алэла пришел вызов?
Рыжее перо, сброшенное на Бирюзовый Дол красным зимородком, означало, что кто‑то из Алэлова дома жаждет пообщаться с обитателями Игуаны.
– Перышко светлое, значит, там никакой беды не приключилось, иначе было бы оно цвета кофейного пойла, – отозвался Юрг, презиравший слабенький джасперианский напиток. – Так что торопиться некуда. Ких, будь другом, слетай к соседям, выясни, с чего переполох.
Никто глазом не успел моргнуть, как исчезнувший было Ких, снова возник на том же месте.
– Ага, – удовлетворенно констатировал командор; – явился передо мной, как лист перед травой, и рот до ушей. Из этого следует, что у Алэла очередной сабантуй.
– Так точно! – выпалил младший дружинник, продолжая сиять. – Торжество по поводу наречения новорожденных. Особо званы принцесса с супругом. А остальные… ну не так чтобы особо… но настоятельно.
– Дорогая, деваться некуда, доставай из сундуков кринолин с декольте на двенадцать персон.
Мона Сэниа резко поднялась, словно у нее появилось безотчетное желание заслонить собой маленького Юхани.
– С твоего разрешения, сегодня мы с Ю‑ю останемся дома, – проговорила она что‑то уж чересчур индифферентно. – Отправляйтесь‑ка представительной делегацией – у Эрромиорга вполне вельможный вид, когда он постарается, а Киха с Флейжем возьмете для поддержания веселья. |