В ответ раздался клацающий звук – казалось, у престарелого шамана стучат не только зубы, но и дребезжат тоненькие старческие косточки в иссушенном годами мешке его пергаментной кожи.

– Ну, а еще какой амулет ты поблизости не учуял? Награжу вдвое.

– Да хоть солнце незакатное с небес посули! Только смертушкой все окрест напоено, а доброй волшбы ни крупицы…

Не оставалось ничего другого, как сделать шаг через заветное ничто, ведущий обратно, в неуютный (как у всех безнадежных холостяков) княжеский шатер.

На Лронге лица не было – сразу видно, что он метался по своему шатру, представляя все беды, которые могли обрушиться на его принцессу в компании с таким ненадежным спутником, каковым представлялся ему придворный шаман. Мона Сэниа про себя усмехнулась: знал бы князь, что на деле старый болтун оказался еще хуже…

– Наше краткое путешествие, к сожалению, ни к чему не привело, – проговорила она уклончиво, чтобы лишний раз не унижать сибиллу рассказом о его непомерной трусости. – Успокойся, мой добрый Лронг: мы не встретили никого и ничего не нашли. Так, безделушку одну поганенькую, то ли колечко, то ли бусину – ее и брать‑то с собой не стоило. Ну да советчик твой княжий как‑нибудь поведает тебе о том, что ему довелось повидать…

Она поперхнулась, потому что чуть было не продолжила: после того, как штанишки прополощет.

Лронг, не скрывая облегчения, шумно вздохнул.

– Но я вынуждена просить тебя… вас, всех троих, – торопливо продолжила принцесса, оглядываясь на Паянну, восседавшую в княжеском кресле с олимпийским безразличием к происходящему; – прошу не рассказывать никому о том, что я провела несколько минут на другой земле – даже Киху, который, как я слышу, любезничает сразу с тремя юными тихрианками неподалеку от шатра.

– Ни‑ко‑му.

Три коротеньких слога прозвучали так, словно Справедливый князь сбросил с высоты три непомерной тяжести камня, и по его интонации было понятно, что он не только сам не скажет ни слова, но и пришибет на месте любого, кто хотя бы откроет рот.

Впрочем, глядел он при этом исключительно на своего горе‑кудесника, известного неуемной болтливостью; на молчаливую же Паянну он, похоже, уже привык полагаться полностью.

– Не тревожься, князь, – тоном, не сулящим ничего хорошего, проговорила мона Сэниа, – с милейшим сибиллой я уже договорилась. Потерпи еще немного его присутствие в своем шатре, я сейчас сюда перешлю кое‑какие скромные дары для него.

– Уже?.. – вырвалось у Лронга.

– Мне пора, мой рыцарь бесконечных дорог. Каждый раз, прощаясь с ней, он вот так же жадно вглядывался в ее черты, словно боялся, что видит ее в последний раз. И тогда ей невольно приходило на ум, что этот чернокожий великан – единственный мужчина во Вселенной, чье безграничное и беззаветное поклонение никогда не покажется ей назойливым или нескромным. Рядом с ним было тепло и покойно. Но – и только.

Но владетельный князь, оказывается, не просто так смотрел на нее, не отрывая испытующего взгляда:

– Прости меня, владычица дум моих, если я покажусь тебе докучливым… Но мнится мне, что не все печали свои ты мне поведала.

Травяной Рыцарь, врачующий не только телесные раны… Она опустила невольно дрогнувшие ресницы: а вот Юрг, ее звездный эрл, ничего не заметил.

– Не сердись, добрый мой друг, – проговорила она, легко касаясь громадной черной ручищи, дрогнувшей при ее прикосновении. – Ты прав, но – не сейчас. Я…

Она запнулась, мучительно подыскивая слова.