Как же оставить
эту несчастную, почти умирающую больную одну, на жесткой скамейке? Марта
также не двинулась с места и продолжала сидеть возле брата; миссионер
тихонько стонал. Прикованный к своему месту, г-н Сабатье ждал жену, она
пошла купить ему винограду. Остальные пассажиры, те, что могли
передвигаться, толкались, торопясь хоть на миг выйти из кошмарного вагона и
размять ноги, онемевшие за семь часов пути. Г-жа Маэ тотчас же отошла в сто-
ронку, стремясь спрятать от людей свое горе. Г-жа Ветю, отупевшая от боли, с
усилием прошла несколько шагов и упала на скамью на самом солнце - она даже
не чувствовала его обжигающих лучей; а Элиза Руке, которую мучила жажда,
искала, закрывшись черным платком, где бы напиться свежей воды. Г-жа Венсен
медленно прогуливалась с Розой на руках; она пыталась улыбаться и как могла
развлекала дочь, показывая ей ярко раскрашенные картинки, а девочка серьезно
смотрела на них невидящими глазами.
Пьер с большим трудом пробивал себе дорогу в толпе, запрудившей
платформу. Трудно представить себе этот живой поток калек и здоровых,
которых поезд выбросил на перрон; свыше восьмисот человек волновались,
суетились, куда-то бежали, задыхались. Каждый вагон выгрузил столько горя,
сколько может вместиться в целом походном госпитале; сумма страданий,
которые перевозил этот страшный белый поезд, была невероятной; недаром в
пути о нем создавались легенды, исполненные ужаса. Немощные, еле живые люди
кое-как тащились по платформе, некоторых несли на носилках, там и сям
стояли, сбившись в кучу, группы людей. Вокруг была толчея, люди громко
перекликались, без памяти спеша в буфет и к стойкам, где продавались
напитки. Каждый торопился по своим делам. Эта получасовая остановка,
единственная по дороге в Лурд, была такой короткой! И только сияющая белизна
одежды деловито мелькавших сестер Общины успения - их белоснежные чепцы,
нагрудники и передники - вносила разнообразие в море черных сутан и
поношенного платья неопределенного цвета, в которое был одет весь этот
бедный люд.
Когда Пьер наконец подошел к вагону-буфету, находившемуся в середине
поезда, толпа людей уже осаждала вход. Там стояла маленькая керосиновая
плита и целая батарея кухонной посуды. Бульон из концентратов подогревался в
жестяных котелках; тут же выстроились литровые банки сгущенного молока, -
его разводили и употребляли по мере надобности. Другие запасы - печенье,
шоколад, фрукты - лежали в шкафу. Сестра Сен-Франсуа, работавшая в буфете,
женщина лет сорока пяти, низенькая и полная, с добрым свежим лицом, теряла
голову от множества протянутых к ней жадных рук. Продолжая раздавать еду,
она слушала Пьера, который беседовал с доктором, сидевшим со своей дорожной
аптечкой в другом купе вагона.
Узнав из рассказа молодого священника о несчастном умирающем, сестра
Сен-Франсуа попросила заменить ее: ей хотелось пойти посмотреть на больного. |