Пьер с живостью перебил ее:
- Ах, вы видели ее ногу до и после погружения в источник?
- Нет, нет, я не думаю, чтобы кто-нибудь видел ее ногу, так как она
была в компрессах... Софи сама сказала, что тряпки упали в бассейн...
И, обращаясь к девочке, она добавила.
- Да она покажет вам ногу... Не правда ли, Софи? Расшнуруйте башмак.
Девочка уже снимала башмак и чулок. Движения ее, быстрые и
непринужденные, указывали на то, что это вошло у нее в привычку. Она
вытянула чистую, беленькую, даже холеную ножку с розовыми, ровно
подстриженными ногтями и принялась поворачивать ее, чтобы священнику удобнее
было ее осмотреть. Над лодыжкой отчетливо виднелся длинный белый рубец,
свидетельствовавший о том, что здесь была когда-то большая язва.
- Ну, господин аббат, возьмите пятку, жмите ее изо всех сил, мне не
больно!
У Пьера вырвался невольный жест, и можно было подумать, что могущество
святой девы восхитило его. Но его мучило сомнение. Какая же действовала
здесь неведомая сила? Вернее, какой неправильный диагноз врача, какое
стечение ошибок и преувеличений привели к этой прекрасной сказке?
Всем больным захотелось посмотреть на чудесную ножку, на это очевидное
доказательство божественного исцеления, к которому все они так стремились.
Первой прикоснулась к ней Мари, - она уже меньше страдала, сидя в своем
ящике. Затем г-жа Маэ, оторвавшись от тоскливых дум, посмотрела и уступила
место г-же Венсен, а та готова была поцеловать эту ножку за надежду, которую
она вселила в несчастную мать. Г-н Сабатье слушал девочку, разинув рот, г-жа
Ветю, Гривотта, даже брат Изидор с любопытством открыли глаза, а лицо Элизы
Руке приняло необыкновенное выражение, вера преобразила его, сделала почти
красивым: исчезнувшая язва разве не была ее собственной язвой, затянувшейся,
сглаженной? И лицо ее, на котором останется лишь небольшой шрам, не будет ли
снова таким, как у всех?
Софи все еще стояла, держась за железную перекладину, подпиравшую
полку, и без устали поворачивала ногу то вправо, то влево, счастливая и
гордая от сознания, какой трепетный восторг, какое благоговейное почтение
вызывала частица ее особы, эта маленькая ножка, ставшая как бы священной.
- Должно быть, нужно сильно верить и обладать большой духовной
чистотой... - вслух подумала Мари. И, обращаясь к отцу, добавила: - Я
чувствую, папа, что исцелилась бы, будь мне десять лет и имей я чистую душу
ребенка.
- Да ведь тебе десять лет и есть, милочка! Не правда ли, Пьер, и у
десятилетней девочки душа не может быть чище?
Господин де Герсен, увлекавшийся несбыточными мечтами, обожал истории о
чудесах. А священник, глубоко взволнованный беспредельной чистотою девушки,
не стал спорить и предоставил ее утешительной иллюзии, парившей над всеми. |