– Например, еще стажируясь в Кембридже, я занялся гипотезой Артина о первообразных корнях и ее влиянием на теорию кубических форм… Надеялся, что метод разветвления круговых полей вкупе с алгебраической геометрией и диофантовыми уравнениями помогут мне найти куб, который противоречил бы выводам Артина… И в итоге нашел доказательства, но только для определенного типа чисел в особо оговоренных условиях.

Подобрав опавшую ветку, Профессор принялся царапать ею на земле перед лавочкой. Что именно, в двух словах и не скажешь. Цифры, буквы, мистические символы – все это выстраивалось перед нами строка за строкой и постепенно становилось неким единым целым. И хотя из потока его объяснений я не поняла ни слова, чувствовалось, что несокрушимая логика и упорство непременно приведут этого человека к раскрытию великой тайны.

Прямо на моих глазах перепуганный старичок из парикмахерской куда то исчез и Профессор вернулся в свое истинное обличье. Старая, усохшая ветка, элегантно танцуя, выводила его мысли на пересохшей земле, и кружево формул вокруг наших ног разрасталось с каждой секундой.

– А я для себя тоже сделала одно крошечное открытие… – вырвалось у меня вдруг. – Рассказать?

Ветка в его пальцах застыла. В распахнувшейся паузе я похолодела от собственного нахальства. Околдованная узорами его чисел, я захотела стать частью всей этой красоты и почему то была уверена, что даже к моему ничтожному «открытию» Профессор отнесется с уважением.

– Делители двадцати восьми в сумме тоже дают двадцать восемь! – выдохнула я наконец.

– О о… – протянул Профессор. И тут же, в продолжение гипотезы Артина, нацарапал: «28 = 1 + 2 + 4 + 7 + 14». – Совершенные числа?

– Со вер шенные? – повторила я, покатав непослушные звуки на языке.

– Самое малое из совершенных чисел – шестерка. 6 = 1 + 2 + 3.

– Ух ты! И правда… Тогда в них нет ничего особенного, да?

– Наоборот! Числа такой степени совершенства – редчайшая ценность. Следующее такое после двадцати восьми – это четыреста девяносто шесть. Оно еще роскошнее: 496 = 1 + 2 + 4 + 8 + 16 + 31 + 62 + 124 + 248. Затем появляется 8128. Потом – 33 550 336, а уже за ним – 8 589 869 056. И чем дальше, тем сложнее эти совершенства отыскать… – предупредил Профессор, галантно распахивая передо мною миры каких то совсем уже замиллиардных чисел. – Само собой, – продолжил он, – любые суммы всех делителей таких чисел, кроме них же самих, будут всегда либо больше них, либо меньше. Тех, у кого эти суммы больше, называют «избыточными», а тех, у кого поменьше, – «недостаточными»… Очень жизненные прозвища, ты не находишь? Скажем, все делители восемнадцати – 1 + 2 + 3 + 6 + 9 – в сумме дают аж двадцать один, так что это число – избыточное. А вот четырнадцать – недостаточное: у него 1 + 2 + 7 дают только десять…

Я попыталась представить себе 18 и 14, но теперь, после объяснений Профессора, они явились мне уже не просто числами. Первое натужно кряхтело, сгибаясь под тяжкой ношей; второе же молча сутулилось, бледное от истощения.

– На свете полным полно недостаточных чисел, превышающих сумму своих делителей всего лишь на единицу. А вот избыточных чисел на единицу меньше таковой суммы, похоже, не существует. По крайней мере, обнаружить их еще никто не сумел.

– Почему? Что мешает?

– Ответ – в записной книжке Бога…

Мягкий солнечный свет заполнил собою все, что нас окружало. Даже хитиновые трупики насекомых, дрожавшие на водной глади фонтана, казались подсвеченными изнутри. Важнейшая из записок Профессора – «Моей памяти хватает только на 80 минут!» – болталась на честном слове.