Неожиданно деревья за окном зашумели, а небо потемнело так, что даже полоска заката на горизонте погрузилась во мглу. Издалека донесся раскат грома.

– Гроза!! – воскликнули мы с Профессором в один голос.

И пошел дождь. Забарабанил огромными каплями, гулким эхом наполнил дом. Я решила закрыть окно и встала, но Профессор остановил меня.

– Оставь! – попросил он. – С открытым дышится легче…

Ветер задирал занавески, и с каждым его порывом дождь пробегал по нашим ногам. Свежий и прохладный, от которого и правда стало немного легче. Солнце совсем зашло, над раковиной одинокая лампочка, которую я не выключила, уже почти не справлялась с наползающей тьмой.

Неожиданно пташки, что прятались меж деревьев, вспорхнули с веток и разлетелись кто куда. А затем дождь накрыл собой все, что видели наши глаза. Пахло сырой землей, и гроза подбиралась все ближе.

Я думала о Кореньке. Нашел ли он плащ, что я положила ему в рюкзак? Может, зря не сунула запасные кроссовки? Только бы он от восторга не объелся чего ни попадя. И не простудился, заснув с мокрыми волосами…

– Интересно, в горах тоже льет? – спросила я озабоченно.

– Слишком темно, чтобы разобрать, – отозвался Профессор, вглядываясь через очки в горизонт. – Хотя, возможно, мне пора сменить линзы…

– А разве молнии сверкают не за горами? – не унималась я.

– Да на что тебе сдались эти горы?

– Мой сын ушел в поход. Как раз в эти самые горы.

– Твой сын?

– Да, ему десять лет. Любит бейсбол, большой шалун… Вы прозвали его Кореньком. За то, что у него приплюснутая макушка…

Все это я объясняла ему уже в сотый, если не в тысячный раз. Но, помня обещание, данное Кореньку, делала все, чтобы Профессор не догадался, как же на самом деле мне это надоело.

– Так, значит, у тебя есть сын? Здорово! – сказал он. Лицо его сразу повеселело, как и при всяком упоминании о Кореньке. – Детский поход в горы – большое дело! И для здоровья, и для мира на земле…

Он откинулся в кресле, сладко потянулся. Его дыхание пахло дыней.

Молния прошила все небо, и громыхнуло куда сильнее прежнего. Ей не смогли помешать ни ночная мгла, ни проливной дождь, и после вспышки изломанный силуэт еще долго маячил перед глазами.

– Спорим, эта точно ударила в землю? – воскликнула я. Профессор ухмыльнулся, но ничего не ответил.

Половицы заливало дождем. Когда я подкатывала Профессору брючины, чтобы не намокли, он захихикал, а его бледные ноги задергались от щекотки.

– Молнии любят выбирать себе цели повыше. Так что в горах от них, конечно, опасностей больше, чем здесь… – сказал он. До этого момента я думала, что, как математик, он все таки человек ученый и в тех же молниях должен разбираться куда лучше меня. Но, похоже, я ошибалась. – Видно, не зря сегодня первая звезда была такая размытая. Обычно это знак того, что погода скоро сойдет с ума…

Никакой математической логики в его прогнозах погоды я также не уловила. Но с каждой его репликой за окном все сильнее лило, все чаще сверкало, а гремело уже вообще без перерыва.

– Я беспокоюсь за Коренька, – сказала я.

– Кто то уже писал, что беспокоиться – это главная родительская обязанность.

– Но что, если у него промокли все вещи? А ему там торчать еще четыре дня…

– Так это же просто душ. Солнышко выглянет – все и просохнет’.

– А если в него молния попадет?

– Вероятность весьма низка…

– Ну а вдруг? Шарахнет прямо по кепке с его «Тиграми»? У него ведь такая редкая приплюснутая голова! Как вы же и заметили, напоминает квадратный корень.