– Просто это было… странно.

В отличие от Эллиота, мой папа редко настаивал.

После двадцати минут молчания папа заехал на нашу подъездную дорожку и медленно заглушил машину. Повернувшись ко мне, он тихо сказал: – Помоги мне понять.

– Он мой лучший друг, – начала я, чувствуя, как в горле сжимаются слезы. – Я думаю, мы оба нервничаем по поводу того, что произойдет, когда мы определимся с тем, что будем делать в колледже, и что мы будем делать после этого – после того, как наша жизнь не будет состоять только из поездок на выходные. Мне было не по себе сегодня вечером, когда закончился звонок, и я не знаю, что я буду делать, если между нами случится что – то плохое. – Я сидела, уставившись на приборную панель в тихо тикающей машине. – Иногда я думаю, не стоит ли нам просто остаться друзьями, чтобы я не беспокоилась о том, что когда – нибудь потеряю его.

Папа поджал губы, задумавшись. – Значит, он твой Лаис.

Мои глаза снова наполнились слезами при звуке имени моей матери. Я не слышала, чтобы он произносил его много лет.

– Вы оба молоды, но… если он станет для тебя тем человеком, – продолжал отец, – ты не сможешь быть просто друзьями. Ты захочешь дать ему все, показать ему все, как ты его любишь.

Слезы пролились, стекая по моим щекам.

– Я бы взял любое количество времени с ней, – прошептал он, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня. – Я бы взял все, что мог получить. Я не жалею ни об одном моменте любви к ней, хотя мне до сих пор больно от того, что ее больше нет.

Я кивнула, горло сжалось. – Я уже чувствую, что теряю столько времени вдали от него.

– Так будет не всегда.

– Можно я подъеду сегодня вечером? – спросила я его.

Он долго молча смотрел на меня. – Ты серьезно?

– Да.

Закрыв глаза, он сделал несколько глубоких вдохов. – Ты будешь осторожна?

Облегчение захлестнуло мои конечности. – Я обещаю.

Папа посмотрел вперед, через лобовое стекло на нашу подъездную дорожку, на свою старую машину, припаркованную рядом с новой. – Я заправил 'Вольво' сегодня утром. Ты можешь взять ее.

Я облокотилась на консоль, обхватив его руками.

– Ты позвонишь мне, как только приедешь?

Кивнув ему в шею, я пообещала.

Сейчас: Воскресенье, 31 декабря

Эллиот останавливается в густых зарослях оливковых деревьев, поворачивается и смотрит на меня. На таком расстоянии звук сверчков оглушителен; свадебная вечеринка – это далекий гул. Я представляю, как мы прошли полмили, по широкой тропинке, которая переходит из ухоженной, пыльной в фермерскую землю.

Господи, с чего начать?

Я хочу начать с прикосновений.

Он, возможно, хочет начать со слов, объяснений и извинений – моих и его. Мне еще так много нужно ему сказать.

Его грудь поднимается и опускается от силы его дыхания, и мои легкие, кажется, хлопают внутри меня, пытаясь втянуть воздух.

Я жду, что он что – то скажет, но вместо этого он просто падает передо мной на колени, обхватывает руками мои бедра и прижимается лицом к моему животу. Застыв на мгновение, я смотрю вниз на его макушку, пытаясь понять, как трясутся его плечи.

Он плачет.

– Нет, нет, – шепчу я. Мои руки запускаются в его волосы, наклоняя его лицо ко мне, и я опускаюсь, прижимаю его спиной к дереву, ползу к нему, по нему, пока его лицо не оказывается прямо напротив моего, так близко, что он расплывается. Так близко, что он – единственное, что я могу видеть. Я сдвигаю его очки на лоб и снимаю с лица, аккуратно кладу их в траву неподалеку.

– Что мы делаем? – шепчет он.

– Я скучал по тебе. – Я наклоняюсь, целуя его шею, его челюсть.