Я проследила линии сухожилий на тыльной стороне его левой руки. Правой он медленно провел пальцем вверх и вниз по моей ноге, от колена до середины бедра.

– Какое твое любимое слово? – спросила я, не поднимая глаз.

– Зрелый, – ответил он без колебаний, его голос был низким и хриплым.

Мой румянец вспыхнул на коже, оставив на щеках жгучий красный след, который, как мне показалось, остался надолго после того, как он оставил попытки поймать мой взгляд.

– Твое?

Я подняла на него глаза, его ореховые глаза были широкими и любопытными, что – то более дикое едва сдерживалось в темном кольце черноты вокруг его радужки. Под поверхностью, под словом – Твое? – было что – то более голодное: зубы на коже, ногти, звук его рычания моего имени. Эллиот был сексуальным. Какой мальчик в нашем возрасте использовал слово 'зрелый'?

В мире не было больше никого, похожего на него.

– Прозрение, – тихо сказала я.

Он облизал губы и улыбнулся. Что – то под поверхностью стало темнее, настойчивее. – Это тоже хорошо.

Я посмотрела вниз на его руку, гладя ее большим пальцем, и сказала: – Я думаю, нам стоит перестать притворяться, что мы не вместе.

Когда я подняла глаза, его улыбка стала шире. – Я согласен.

– Хорошо.

– Я собираюсь поцеловать тебя на прощание, – сказал он.

Я наклонила лицо к нему и снова сказала – Хорошо, – когда почувствовала его дыхание на своем рту, его руку, обхватившую мою челюсть. Мои губы разошлись навстречу его губам, и, как и раньше, казалось естественным присосаться к его рту, позволить его языку коснуться моего, попробовать его звуки на вкус. Его пальцы скользнули в мои волосы, и теперь обе руки обхватили мою голову, прижимаясь ко рту.

И почему мы делали это здесь, где мы не могли лежать и целоваться, пока наши рты не онемеют, а тела не запылают? Даже от этого крошечного прикосновения мне было больно. Я хотела, чтобы он снова был надо мной, хотела последнего напоминания о его весе и жестком присутствии его потребности во мне, давящей между моих ног.

Я издала небольшой сдавленный вздох, и он отстранился, переводя взгляд с меня на него.

– Мы будем делать это медленно, – сказал он.

– Я не хочу делать это медленно.

– Это единственный способ убедиться, что мы сделаем все правильно.

Я кивнула в его руках, и он поцеловал меня еще раз. – Увидимся через две недели.

Сейчас: Четверг, 23 ноября

Дез выходит из ванной, вытирая руки о джинсы, как будто он зашел туда по обычным причинам, а не для того, чтобы спрятаться от битвы бывших в гостиной. Он смотрит вверх с яркой улыбкой, которая медленно тает, когда он понимает, что Рейчел больше нет с нами.

– Серьезно? – спрашивает он Эллиота, который беспомощно пожимает плечами.

– Я не знаю, что ей сказать, – говорит Эллиот. – Она сказала, что все будет хорошо. Но очевидно, что это не так.

Эллиот поворачивается и направляется на кухню. Я могу сказать, что его беспокоит то, что Рейчел ушла, и мне хочется думать, что это потому, что он человек с нежным сердцем, а не потому, что он беспокоится, что что – то испортил с ней надолго.

Но, Господи, кто мог не предвидеть этого за милю?

Он стоит у небольшого очага, наклоняется, чтобы проверить индейку, а затем опирается обеими руками о край плиты, делая несколько глубоких вдохов.

Я встречаю взгляд Деса, и он поднимает подбородок, говоря мне идти туда. – Он ужасен в этом дерьме.

И это выбивает меня из колеи.