– В понедельник я уезжаю домой, в Лондон.
– Я так и знал! – торжествующе воскликнул он. – В Клэпхем? – спросил он.
– Да. Я получила место. Знаете, ведь я умею стенографировать и писать на машинке. Я только что окончила Грогрэмскую школу. И вот нашелся старый
джентльмен, которому нужен личный секретарь, умеющий писать под диктовку.
– Значит, вы знаете стенографию? – спросил он. – Вот почему у вас было стилографическое перо. Эти строки написаны… Они до сих пор у меня.
Приподняв брови, она улыбнулась.
– Здесь, – добавил мистер Люишем, указывая рукой на свой нагрудный карман. – Эта аллея… – продолжал он; их разговор был удивительно несвязным… –
Дальше по этой аллее, за холмом внизу есть калитка, которая идет… Я хотел сказать, от которой идет тропинка по берегу реки. Вы были там?
– Нет, – ответила она.
– Во всем Хортли нет лучше места для прогулки. А тропинка выводит к Иммерингу. Вы должны побывать там… до вашего отъезда.
– Сейчас? – спросила она, и в глазах ее запрыгали огоньки.
– А почему бы и нет?
– Я сказала миссис Фробишер, что к четырем буду дома, – ответила она.
– Такую прогулку жаль упускать.
– Хорошо, пойдемте, – согласилась она.
– На деревьях уже распускаются почки, – принялся рассказывать мистер Люишем, – камыш дал свежие побеги, и вдоль всего берега на воде плавают
миллионы маленьких белых цветов. Я не знаю, как они называются, но уж очень они хороши… Разрешите, я понесу вашу веточку?
Когда он брал ветку, руки их на мгновение соприкоснулись… И опять наступило многозначительное молчание.
– Взгляните на эти облака, – снова заговорил Люишем, припоминая то, что собирался сказать, и помахивая пышно белой веткой терна. – На голубое
небо между ними.
– Восхитительно! Погода все время чудесная, но такого дня еще не было. Мой последний день. Самый последний день.
В таком возбужденном состоянии юная пара отправилась дальше, к неописуемому изумлению миссис Фробишер, которая смотрела на них из окна мансарды,
– а они шагали так, словно все великолепие сияющего мира существовало только для их удовольствия. Все, что они говорили друг другу в тот день на
берегу реки: что весна прекрасна, молодые листочки изумительны, чешуйчатые почки удивительны, а облака ослепительны в своем величии, – казалось
им в высшей степени оригинальным. И как простодушно были они поражены тем, что их обоих одинаково восхищают все эти откровения! Уж конечно, не
случайно, казалось им, встретились они Друг с другом.
Они шли по тропинке, что бежит между деревьев по берегу реки, и не успели пройти и трехсот ярдов, как спутница Люишема вдруг пожелала
перебраться на нижнюю дорожку, у самой воды, по которой тянут лодки на бечеве. Люишему пришлось подыскать удобное для спуска место, где дерево
по дружески протягивало свои корни; и, держась за них, как за перила, она спустилась вниз, подав ему руку.
Потом водяная крыса, полоскавшая свою мордочку, предоставила им новый случай взяться за руки, доверчиво пошептаться и вместе помолчать, после
чего Люишем попытался, можно сказать, с опасностью для жизни, сорвать для нее речной цветок и, сделав это, набрал полный ботинок воды. А у ворот
подле черного и блестящего шлюза, где тропинка уходит в сторону от реки, спутница поразила его неожиданным подвигом, весело взобравшись с его
помощью на верхнюю перекладину и спрыгнув вниз – легкая, грациозная фигурка.
Они смело пошли через луг, пестревший цветами, и по ее просьбе он загородил ее собою от трех благодушных коров, чувствуя себя при этом Персеем,
вступившим в единоборство с морским чудовищем. |