|
Они смело пошли через луг, пестревший цветами, и по ее просьбе он загородил ее собою от трех благодушных коров, чувствуя себя при этом Персеем, вступившим в единоборство с морским чудовищем. Они миновали мельницу и по крутой тропинке вышли на Иммеринг. Здесь на лугу Люишем повел разговор о ее работе. – Вы в самом деле уезжаете отсюда, чтобы стать секретаршей? – спросил он, и она принялась увлеченно рассказывать ему о себе. Они обсуждали этот вопрос, пользуясь сравнительным методом, и не заметили, как скрылось солнце, пока их не захватили врасплох первые капли начавшегося ливня. – Смотрите ка! – показал он. – Вон сарай! И они побежали. Она бежала и смеялась, но бег ее был быстрым и легким. Он подсадил ее через изгородь, отцепил колючки с подола ее юбки, и они очутились в маленьком темном сарае, где хранилась огромная ржавая борона. Даже пробежав такое расстояние, заметил он, она не задохнулась. Она присела на борону и, помедлив в нерешительности, сказала: – Мне придется снять шляпу, не то она испортится от дождя. И он смог любоваться тем, как непринужденно рассыпались ее локоны – впрочем, ему и так не приходило в голову сомневаться в их подлинности. Она склонилась над своей шляпой, изящными движениями стирая носовым платком серебряные капли воды. Он стоял у входа в сарай и сквозь мягкую дымку апрельского ливня любовался пейзажем. – На этой бороне и вам найдется место, – сказала она. Он пробормотал какие то невнятные слова, потом подошел и сел рядом с ней, так близко, что едва не касался ее. Он ощутил фантастическое желание обнять ее и поцеловать, и только усилием воли ему удалось его подавить. – Я даже не знаю вашей фамилии, – сказал он, пытаясь в разговоре найти спасение от одолевавших его мыслей. – Хендерсон, – ответила она. – Мисс Хендерсон? Глядя на него, она улыбнулась и, чуть помедлив, ответила: – Да. Мисс Хендерсон. Ее глаза, обаяние, исходившее от нее, были удивительны. Никогда прежде не испытывал он такого ощущения – странного смятения, в котором словно бы таился где то слабый отзвук слез. Ему хотелось спросить, как ее зовут. Хотелось назвать ее «дорогая» и посмотреть, что она ответит. Вместо этого он пустился в бессвязное описание своего разговора с Боновером, когда он солгал насчет нее, назвав ее мисс Смит, и таким образом ему удалось преодолеть этот необъяснимый душевный кризис… Замер шелест дождя, и лучи солнца вновь заиграли в далеких рощах за Иммерингом. Они опять молчали, и молчание это было чревато для мистера Люишема опасными мыслями. Он вдруг поднял руку и положил ее на раму бороны, почти касаясь плеч девушки. – Пойдемте, – внезапно сказала она. – Дождь перестал. – Эта тропка ведет прямо к Иммерингу, – заметил мистер Люишем. – Но ведь в четыре… Он достал часы, и брови его удивленно поднялись. Было почти четверть пятого. – Уже больше четырех? – опросила она, и вдруг они почувствовали, что им вот вот предстоит расстаться. То, что Люишем обязан был в половине шестого приступить к «дежурству», казалось ему обстоятельством крайне незначительным. – Да, – ответил он, только сейчас начиная понимать, что означает разлука. – Но обязательно ли вам уходить? Мне… мне нужно поговорить с вами. – А разве мы не говорили все это время? – Это не то. Кроме того… Нет. Она стояла, глядя на него. – Я обещала быть дома к четырем, – сказала она. – Миссис Фробишер пьет чай… – Но, может быть, нам никогда больше не доведется встретиться. |
