Соня обнимает Каролину и отводит в сторону, потом ослабляет ее хватку и сама берет Уильяма за руку. Как ни странно, Каролина позволяет себя увести, подчиняется спокойной силе этой молодой женщины. Она отходит, а потом вдруг несется через весь коридор к входной двери, оставляя нас троих стоять тесной группкой в вестибюле.

— Спасибо, — говорю я.

Соня кивает, подбирает детскую подушку, которую Каролина бросила на пол, и ведет Уильяма к выходу. Я иду следом и вижу, как они лавируют между клумбами. Каролина нетерпеливо ждет, уперевшись рукой в бедро. Я останавливаюсь возле дверей, подальше, и вижу, как Каролина ловит такси. Ей везет куда больше, чем мне, даже с проклятой детской подушкой. Она открывает дверцу и пускает вперед Соню, которая лезет в салон и закрепляет подушку. Уильям забирается в машину, и Соня пристегивает его, проверив ремни на прочность. Каролина наклоняется и что-то говорит водителю, а потом захлопывает дверцы и поднимает руку, чтобы остановить второе такси.

Глава 24

Когда водитель спрашивает, куда ехать, я медлю. Мне нестерпимо думать о возвращении домой, где придется ждать Джека, а потом рассказывать ему о случившемся. И я говорю: «Угол Мэдисон и Восемьдесят пятой».

Я сижу за столом в «Хлебе насущном», и на сей раз здесь нет младенцев, только один маленький мальчик, года на два младше Уильяма. Он ест шоколадный кекс — возможно, безлактозный. Я заказываю кофе с молоком и уже собираюсь попросить клубничный кекс, чтобы успокоиться после ужасной встречи с Каролиной, но затем вдруг заказываю ванильный с шоколадной глазурью. Безлактозный — точь-в-точь как те, что ест Уильям.

— Кофе с соевым молоком? — спрашивает официантка.

— Нет, с обычным.

Она сначала медлит, потом пожимает плечами, будто и так уже провела слишком много времени, разгадывая замысловатые недуги ист-сайдских матрон.

Когда приносят кекс, я слизываю глазурь и откусываю маленький кусочек. Кекс на удивление вкусный, легкий и воздушный, слегка маслянистый, как и следовало ожидать от безлактозного продукта. Уильям был прав — он не такой вкусный, как клубничный. Я задумчиво слизываю глазурь.

Не ожидала, что Уильям расплачется. Он слишком мал для того, чтобы скандал его смутил, — в конце концов, он именно этого добивался. Сам настаивал, чтобы Каролина пришла и спасла его. И вот, когда она обрушилась на меня с праведным негодованием, Уильям расплакался.

Я подзываю официантку.

— Ваш главный кондитер здесь? — спрашиваю я.

— У нас нет главного кондитера, — отвечает он. — Нашу выпечку готовят в пекарне на Лонг-Айленд.

— А хозяин кафе?

— Что-нибудь случилось?

— Нет-нет. Ничего. Все прекрасно. Просто… у меня есть предложение.

Она вздыхает.

— Я позову менеджера.

Менеджер необычайно вежлив, но непреклонен, словно привык иметь дело с людьми, которые считают, что жаловаться — это не право, а обязанность. С людьми, которые не колеблясь пишут язвительные письма директорам компаний и закатывают в переполненных ресторанах дорогостоящие скандалы.

— Чем могу помочь, мэм? У вас проблемы? — спрашивает он с легким европейским акцентом.

— Нет-нет, никаких проблем. Просто у моего пасынка аллергия на молочные продукты. То есть это он так думает, и его мать не позволяет ему их есть.