– Привезла, – поправил меня Караваев, продолжая с аппетитом завтракать. – Она не просто с ним приехала, сама его сюда привезла. На его же машине, сидя рядом, но за рулем.

– Откуда ты знаешь?

– Полиция уже выяснила: она на трассе скорость превысила, ее на посту ГИБДД остановили. Хотели оштрафовать, как положено, но дамочка состроила патрульным глазки, а ее пассажир широким жестом вынул пару купюр из бумажника. Короче, отделались легким испугом и парой тысяч рублей.

– Виктор сильно пьян был? – догадался Покровский. – Иначе сам бы вел машину, он любил порулить. И, кстати, трезвым каждую копеечку считал, купюрами не разбрасывался.

– Это прекрасно укладывается в мою версию, – заметила я. – Коварная женушка привезла пьяницу-мужа к морю, надела на него акваланг и утопила! А сама теперь станет богатой вдовушкой.

– Не станет, – снова не согласился со мной Караваев, продолжая трапезничать.

– Почему это? У бусинки очень стройная версия, – вступился за меня верный друг Петрик.

– Стройная, – согласился Караваев и одобрительным взглядом огладил мою тугую маечку, – но неправильная.

– Почему это? – повторил Петрик.

Караваев положил нож и вилку, чтобы загнуть палец.

– Афанасьев ни на ком не женился, это во-первых. – И, не дожидаясь вопросов, объяснил: – В арендованном доме нашли его паспорт, в нем нет отметки о новом браке.

Я шумно выдохнула. Блин, такая красивая версия поломалась!

– Я так понимаю, что есть еще «во-вторых»? – спросил Покровский.

Я испытала укол острого недовольства собой – как же я это упустила? А Артур-то молодец, внимателен к деталям, настоящий бизнесмен!

– Угу. – Караваев кивнул и интригующе замолчал, затягивая драматическую паузу.

– Так что во-вторых? – первым не выдержал самый юный из нас – братец Эмма.

– А во-вторых, – Мишаня демонстративно загнул еще один палец, – блондинку уже нашли и…

– Допросили? – влезла я, испортив любимому театральный эффект.

– Никак нет, – Караваев помотал головой.

– Запирается, отмалчивается?

– Вообще безмолвствует. – Любимый потянулся за соком и надолго припал к стакану, цедя напиток раздражающе медленно, буквально по глотку.

– А хочешь, я его стукну? – сердито щурясь, предложил мне Петрик.

– И он станет фиолетовый в крапинку! – подхватил Эмма, в силу возраста еще не забывший прекрасные отечественные мультики.

– Что-то ты не договариваешь, Миша, – более деликатно высказался Покровский.

– Нагнетает! – фыркнула я. – Колись уже, Караваев! Не устраивай тут театр одного актера! Все внимание публики уже у тебя!

– Да? – Любимый поставил стакан, промокнул губы салфеткой, огляделся и убедился, что – да, театр уж полон, ложи блещут, партер и кресла – все кипит. Но все равно еще потянул: – То есть вы не догадались, почему блондинка молчит? Буквально – как рыба, прости, господи, за каламбур…

У меня мелькнула мысль, но такая нехорошая, что я ее прогнала.