— Здравствуй, папа. — Голос ее прозвучал как у четырнадцатилетней девчонки.

   — Джорджия, — только и ответил он. Увидев, что он застыл на месте и не приглашает ее войти, она переступила с ноги на ногу и с усилием проговорила:

   — Давненько мы не виделись.

   — Да, — кивнул он.

   Она поняла: хочет заставить ее просить позволения войти в этот дом, который был когда-то ее домом. Сглотнув комок в горле, напомнила себе, что перед ней ее отец, и тихо произнесла:

   — Ты не собираешься пригласить меня в дом?

   Он шагнул в сторону, и, прежде чем он успел хлопнуть дверью у нее перед носом, она вошла. Внутри все в точности так, как тогда, когда она уезжала в колледж, даже запах тот же: пыль и остатки недоеденного ужина…

   Странно, насколько четко такие вещи запечатлеваются в памяти: всего лишь повеяло старым, знакомым запахом — и она снова беспомощный, беззащитный подросток. И засомневалась: да правильно ли она поступила, придя в дом к отцу?

   Тихий щелчок захлопнувшейся за спиной двери… Она вздрогнула, стремительно обернулась, охваченная желанием поскорее покончить со всем этим, и без обиняков спросила:

   — Почему ты пожелал встретиться со мной? Он внимательно оглядел ее.

   — Не лучше ли пройти в гостиную, сесть? Кофе хочешь?

   — Нет, спасибо. Я предпочла бы перейти к делу.

   — Ну а я сяду, мне уже нелегко долго стоять на ногах. Я теперь не тот, что прежде.

   Она кивнула, гадая, нет ли в его словах скрытого смысла или он просто морочит ей голову… Никогда ей не удавалось проникнуть в его мысли. Так часто бывало: у отца на уме вот это, думала она, а он буквально оглушал ее неожиданным словом или поступком.

   — Хорошо, — она направилась в гостиную, — я сяду, но вообще я ненадолго.

   В доме было тепло, даже слишком тепло; она сняла куртку, закатала рукава пушистого свитера, устроилась на диване — именно здесь она сидела когда-то, выслушивая наставления отца, — и уставилась перед собой невидящим взором. Отец уселся в старинное кресло у камина — именно тут он сидел, делая ей выговоры. Некоторое время оба молчали.

   Наконец Грегори Лавендер, убедившись, что дочь не предпримет первая никаких попыток начать разговор, вымолвил:

   — Я так понял, что Джек Маккормик вернулся в Карлайл.

   Джорджия, вскинув голову, смело встретилась с ним взглядом. Так вот почему отец позвал ее — не для того, чтобы выяснить наконец отношения с единственной дочерью, а потому, что Джек вернулся в город.

   — Да, — спокойно ответила она, — это так. Он помолчал, сплел пальцы под подбородком.

   — И ты, насколько мне известно, виделась с ним.

   В груди у Джорджии вспыхнул огонь, разлился жаром по шее; она стиснула зубы — ей уже не четырнадцать лет, и она может делать что хочет, встречаться с кем ей угодно.