— Хотя тебя это никак не должно касаться — да, виделась.

   Уронив руки на колени, Грегори Лавендер небрежно закинул ногу на ногу, продолжая спокойно разглядывать дочь.

   — До меня даже дошло, что сегодня ты почти весь день провела в его номере.

   Она пулей вскочила с дивана, сунула, не сказав ни слова, руки в рукава куртки, вытащила из-под воротника волосы и направилась к двери. Не станет она сидеть и слушать, как ее отчитывают за встречу с Джеком. Она не ребенок, черт возьми, и не обязана перед ним оправдываться!

   Не было ничего дурного в ее встречах с Джеком Маккормиком двадцать лет назад, и сейчас нет ничего плохого. Если отец решил вернуть ее под свой каблук, его ждет жестокое разочарование. Она подошла уже к двери, почти покинула отцовский дом, но голос Грегори Лавендера остановил ее:

   — С годами у тебя появился характер. Стремительно обернувшись, она сверкнула взглядом, ледяным тоном ответила:

   — Характер у меня был уже в детстве. Просто ты никогда не удосуживался обратить на это внимание.

   — Возможно, ты и понятия не имеешь, на что я обращал внимание.

   — Едва ли.

   Ответ дочери ошеломил его, но маска так же быстро вернулась на его лицо, и Джорджии снова оставалось только гадать, каковы же истинные его чувства. Она всегда ненавидела эту его черту — способность полностью скрывать свои мысли и переживания, в то время как сама она всегда оказывалась беспомощно обнаженной перед окружающим миром.

   — Итак, после стольких лет ты снова впустила его в свою жизнь, — констатировал Грегори Лавендер.

   Она замялась, недоумевая, стоит ли тратить силы на споры с отцом, ведь его мнение, по крайней мере касательно Джека, никогда не имело для нее значения. И все же услышала, как отвечает:

   — Во многих отношениях Джек и не покидал мою жизнь.

   — Это не тот мальчишка, которого ты помнишь.

   Она вздернула подбородок, сама не понимая, почему эти слова так ее задели.

   — Знаю.

   — Сейчас он причинит тебе гораздо больше боли, чем тогда.

   Она выдавила из себя смешок, начисто лишенный веселья.

   — А тебе разве не все равно?

   Отец молча все смотрел и смотрел на нее, и от его спокойного взгляда ее, как и когда-то давно, охватил озноб. Пришлось собрать все силы, чтобы не расслабиться, признавая безоговорочное поражение. Она выдерживала его взгляд, сопротивляясь инстинктивным потокам детских страхов, и первым отвести глаза пришлось Грегори Лавендеру.

   — Джорджия, ничего хорошего от него не жди. — Он отвернулся к дивану, с которого она только что встала.

   — Не тебе это решать.

   — Ты многого не знаешь о нем…

   — Это не твое дело, папа! — оборвала она его, чувствуя, как ее поднимает, поддерживает неведомая сила. — Не было твоим раньше, не твое и теперь.

   — Вот как? — В голосе его сквозило презрение.

   — Да, не твое дело. Я больше не ребенок, и ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь. Двадцать лет назад ты отвернулся от меня…

   — Это я отвернулся от тебя? — встрепенулся он.

   — И все эти годы я прекрасно обходилась без тебя, — продолжала она, не обращая на него внимания. — Ты больше не разбудишь во мне тех чувств, что удавалось тебе будить прежде.