Ищут повсюду, шарят по магазинам да ларькам – разве поймаешь, коли неизвестно, откуда появились бумажки, из какой магазеи доставили… Чай, на них не написано, подписи тех умельцев нетути…

Я увидел, как побледнела Любаша, как испуганно расширились ее глаза. Пытаясь скрыть замешательство, девушка принялась оглаживать перед зеркалом свою пышную прическу, подмазывать и без того яркие губы.

– Пора удирать, Коленька, – шептала она мне на ухо ночью. – если зацепились – не отстанут, пока не размотают весь клубок… Помнишь, говорила тебе в Иркутске? Не будет у нас, милый, счастья, не будет, не будет. Срочно нужно уезжать… Прямо сейчас, ночью…

– Куда удирать то? Уж, не в Москву ли? Там Тихон ожидает со своими дружками, он для нас страшнее милиции и прокуратуры… В другой город уехать? А по какой такой причине Никаноровы покинули леспромхозовский поселок раньше срока, оговоренного в договоре? Подозрительно. Уж не они ли запустили в обращение чертовы купюры? Даже не знаю, что делать…

До утра мы думал и гадали, прикидывали разные варианты и тут же отвергали их. Одно ясно – нужно бежать! Про любовь забыли, а до этого каждую ночь устраивали себе праздник с фейерверком, чередуя пощы. И не боялись скрипа ветхой кровати – не любовники, законные супруги…

А теперь приходится покидать полюбившуюся комнату, приветливых хозяек, понравившуюся работу. Иного выхода не существует.

К этому времени нас настигла новая беда. Истрачены «чистые» деньги, полученные от Тихона, и сдача, полученная в магазинах. Снова пустить в оборот фальшивки опасно – предупрежденные кассирши настороже, милиция наверняка только и ожидает новой «диверсии».

Чем расплачиваться за постой?

Дарья Павловна не торопила, даже не намекала, но нам было отлично известно, что обе Дарьи жили скудно. Хлеб и тот покупают не каждый день, ограничиваются картошкой из погреба, запасённой с прошлогоднего урожая, да остатками сала. Если бы не летние заготовки и не выкормленный кабанчик – хоть зубы на полку.

Выставляя на стол соленые огурцы и помидоры, грибы, разных сортов, варенье, Дарья Павловна шутила: есть, дескать, ещё порох в пороховницах, проживем, не сгибнем! Козы помогают, их аж две, молочко вкусное…

Но совесть то иметь надо!

– Расплатимся с вами, Дарья Павловна, обязательно расплатимся, – пряча глаза, твердила Любаша. – Вскоре муж получит зарплату – рассчитаемся и за комнату, и за огурцы с грибами.,

– Да как же тебе не стыдно, молодуха, говорить такое! – гневалась хозяйка, всплескивая пухлыми ручками. – Ишь ты, за грибы вздумала расплачиваться! Они что, на рынке куплены? Замолкни, Любка, ежели не хочешь вконец со мной рассориться! Варенья нам жаль, да? Осенью в тайге этих ягод разных – хоть косой коси…

Дочь, Дашенька, – уменьшенная копия матери, точно так же ругалась и недоуменно разводила руками… Где же это видано, чтоб человек человеку не помогал в беде? В Москве – может быть, а в тайге – свои законы.

– Чай, у нас – не город, чтоб считаться да расплачиваться, люди помогают друг дружке… А ты обижаешь нас ни за что, ни про что!

Неожиданно вспыхнувшая ссора закончилась Любашкиными извинениями, обещаниями впредь не дразнить хозяек, не упоминать о каком то долге, жить по таежным – а не московским – законам.

Любаша действительно о деньгах больше не говорила, но я заметил, как на общий стол к ужину она обязательно выставляла последние наши банки с консервами, нарезала оставшуюся от прежнего изобилия палку копченой колбасы.