Сообщил апробированную на Дарье Павловне причину неожиданного отъезда: родители заболели, вызывают…

– Родители – святое дело, – согласился водитель. – В аэропорте выходить станете или как?

– Обязательно… Жене дурно – не выносит автобусов. Уж лучше – самолетом.

– Бывает… Автобус у меня – времен царя Гороха. Дымит, плюется, чавкает – тута и здорового мужика затошнит. А бабы, дело известное, слабые, больнючие… Не знаю, как твоя жинка полет перенесет. Здеся не самолеты летают – самолетики, – пренебрежительно хмыкнул водитель. – Болтаются они в воздухе, будто дерьмо в проруби… А вам куда ехать то требуется?

Хотелось крикнуть: куда угодно, лишь бы подальше да побыстрей! Ограничился пояснением: в Читу либо на любую станцию ближе к железке.

Водитель глянул на часы, увеличил скорость. Чудо довоенной техники недовольно чихнуло, но поехало быстрее.

– Через часик – рейс на Дубровку. Оттуда пересядете до Читы. А там – дорога широкая, далекая, мигом до родителев доскачете… Или – куда хотите…

Не так то прост этот мужик в рыжем свитере и лисьем малахае. Кажется, он заподозрил неладное, не шибко поверил в «болезни» отца и матери. Но ведь не копнул глубже, не принялся выпытывать – зачем, куда… Во мне шевельнулось теплое чувство к таежникам – к хозяйкам затейливого теремка, к водителям ЗИЛов», даже к Ижице, немало перепортившему мне крови. И к хитрому и одновременно простодушному водителю леспромхозовского автобуса.

Если удастся спастись, затеряться, выжду годика два, и обязательно поселюсь в полюбившемся поселке. Не нужны хвалённые удобства, не прельстить меня театрами да концертами, не заманить асфальтом тротуаров и дорог.

До самого аэродрома мы смотрели не вперед – назад. Вот мигнули фары – какая то машина догоняла медленно ползущий автобус… Любаша спрятала лицо на моей груди, тихо ойкнула… Нет, не легковушка – самосвал… Где же этот чертов аэродром?

Сколько можно мучиться?

Остальные пассажиры крепко спали. Старик, переставив тяжёлую корзину с пола на колени, обнял ее руками и заливисто храпел. Молодайка пристроила младенца на пустующее место рядом с собой, защитила поставленным набок чемоданом и тоже спала. Пьяная троица дремала, то и дело просыпаясь и прикладываясь к своим жестянкам. Судя по их состоянию – с минуты минуту должны отрубиться.

Мы пересели на передние места, вплотную к водителю. Будто подталкивали его – быстрей, быстрей!

– Я озябла, – пожаловалась Любаша, спрятав руки под полу моего ватника. – согрей, пожалуйста.

Будь мы одни, она грелась бы в другом месте, там, где дремлет её любимая игрушка. Салон автобуса, наполовину заполненный пассажирами, таит опасность. Вдруг проснётся старик, или примется качать своего ребёнка молодая мать. Увидят женщину, бесстыдно запустившую руку в мужскую ширинку…

Впрочем, сейчас беглецам не до сексуальных игр, и Люба отлично это понимает…

Наконец, автобус остановился возле неброской избушки антенной на крыше… Слава Богу!

На прощание я сунул в ладонь водителя две фальшивки – что я мог еще дать, если «чистые» купюры необходимы для билетов на поезд, самолет… Подделки там – оставленные следы, по которым даже сыщик первого месяца службы вычислит беглецов.

– Станут о нас спрашивать – скажи, друг, не видел и не слышал. Может, дескать, на попутке ускакали – мало ли сейчас их шастает на трассе. Самосвалы, грузовики, служебки…

– Не учи папу детей делать, – рассмеялся водитель. – Я такого наплету – уши торчком встанут… Понял? Сделаю.