Но она ошиблась.

— Я два часа тренировался произношению без акцента… Почему ты прячешься?

— Честно говоря, не знаю, — Слава звякнула колокольчиком на шее игрушечного Кузи. Одна его лапа была обожжена сигаретой — следствие совместных походов со скуластой девушкой. Эта сумасшедшая, находясь неделю в опьянении, всюду таскала кота с собой!

— Можно, я заеду? Проедемся… Не знаю, что угодно…

Раиса встала с кресла, подпрыгнула, сделала гримаску, будто Слава сидела с камерой наготове, протанцевала в ванную.

— Да, Даглас. Приезжай за мной. Я тебя не приглашаю, извини, так что подожди на улице, я выйду в восемь…

Раечка вышла — волосы обеими руками подобраны с затылка наверх.

— Ты уходишь, я слышала?.. Тогда я скажу Джону, чтобы он приехал ко мне репетировать, правда?

— Да, Раечка, скажи…

«Джон, дарлинг…» — Раечка уже звонила соученику по классам актерского мастерства. Слава так и не знала, что они репетируют. «Ситуации» — говорила Раечка.

Слава взяла кошелек, накинула куртку — «Рая, я сейчас вернусь» — и открыла дверь, за которой уже давно скреблась Кошка. Она ворвалась в квартиру и бросилась на кухню. Есть кошкам было нечего. Как и их хозяйке. Как и сожительнице.

Она дошла по Де Лонгпри до Хайленд-авеню. Мексиканцы с грузовиком «натуральных» овощей и фруктов уже уехали с угловой бензоколонки. В корейском мини-маркете было как всегда пусто. Слава купила галлоновую бутыль вина. С отвинчивающейся пробкой. Разжалобившись, купила и кошачьих консервов. Возвращаясь, у закрытого уже парка, она отвинтила пробку на бутыли и выпила вина. Облившись. То, что парк — площадка с плохорастущей травой, несколько скамеек и столов, питьевой фонтанчик (кран, торчащий из трубы в земле) — закрыли, было ясно по выключенным фонарям.

Раечка отодвигала стол, освобождая место для «сцены». Она переоделась в одежду для актерских классов и подвязала волосы. Слава налила себе вина. Кошка опять была на кухне. Раечка захлопала в ладоши, увидев кошачьи консервы. А Кошка уже делала восьмерку между ногами Славы, открывающей банку, шелковисто щекоча хвостом. Кошачий мотор, исполняющий нарастающее «рррр», замолк, потонув в миске с едой.

— Славочка, я поставлю пластинку. Какую ты хочешь?

— Ой, мне все равно. Только не громко.

— О'кей, о'кей! О, я забыла позвонить Рею!..

Слава ушла в ванную. С бокалом и сигаретой. Дверь не запиралась, и через несколько минут ее тихо открыла Кошка, пропихивая облизывающуюся еще морду. Она залезла в свой ящик и, сделав свои дела, сев посредине ванны, стала мыться.

За то, что Раечка раздражала скуластую девушку, та пользовалась ее косметикой. Но, как и одежда, косметика Раисы была приличной — палевых тонов. Слава замазала сиреневые круги под глазами и лопнувшие капилляры по крыльям носа, став бледно-печальной. Она вышла на кухню еще за вином. Она будто торопилась побольше выпить к приезду Дагласа. Чтобы быть подшофе. Чтобы свободно суметь сказать ему: «Ну, повези меня ебаться, Даглас Вильям, Бил».

«А трезвая я не могу? А как же AIDS? А чего же этот химик сам не думал? AIDS я могла подхватить восемь лет назад, от Володьки, он как раз сидел на крэке. Сейчас все куда осторожней».

Раечка танцевала перед декоративным зеркалом — это было панно из кусков зеркал и если смотреть только в них, то можно было видеть десяток Раечек, мотающих головами в такт музыки. Какого-то с трудом понятного рэпа. Десяток головок, похожих на Джэйн Фонду, Фэй Дановэй, Чурсину, были очень довольны собой, любовались на свои отражения.