…Со всеми, кроме Ифигинии, мрачно подумал он. Миссис Брайт вообще не подчинялась приказам.

 — Сейчас позову миссис Шоу! — Амелия кинулась к выходу.

 Маркус вынул из кармана большой носовой платок и принялся вытирать чай.

 — Думаю, ничего страшного не произойдет, если, конечно, вы поторопитесь.

 — Бегу! — Амелия неуверенно покосилась на него через плечо. — Кузина обожает этот стол, ведь он выполнен по эскизу ее отца. — Она распахнула дверь. — Миссис Шоу! Пожалуйста, идите скорее сюда! Пролили чай!

 Маркус осторожно приподнял край каталога и бросил быстрый взгляд на кипу бумаг. То, что он искал, оказалось эскизом ряда городских зданий. «Брайт-Плейс»— было подписано под рисунком.

 Он поспешно положил каталог на место — как раз в тот момент, когда в библиотеку вбежала Амелия.

 — Миссис Шоу уже идет, — сообщила она.

 — Я собрал большую часть чая. — Маркус смял в руке перепачканный платок. — Газета впитала в себя остальное.

 Миссис Шоу ворвалась в комнату с огромной тряпкой в руках.

 — Ну, где здесь пролили чай?!

 — Вот здесь. — Маркус отошел от стола. — Это я виноват. Но мне удалось почти все вытереть.

 В дверях показалась Ифигиния. Поверх белого муслинового платья на ней была белоснежная накидка. В одной руке она держала белую шляпку со страусовым пером, в другой — большой белый фартук.

 Несколько секунд Маркус ошеломленно смотрел на нее. Ифигиния казалась такой чистой, такой невинной — чище нетронутого белого снега. Как жаль, что в мире нет ничего более обманчивого, чем невинность…

 Он быстро взял себя в руки:

 — Небольшая неприятность. Я пролил немного чая на ваш стол. Но к счастью, с ним ничего не случилось.

 — Вы меня успокоили! — Она надела шляпку и завязала ленты под подбородком. — Ну вот, теперь мы можем идти, милорд. Я сгораю от желания увидеть коллекцию греческих амфор!

 — Конечно, — кивнул Маркус. — А это еще зачем? — Он кивнул на фартук.

 — Белый цвет чрезвычайно эффектен, но имеет свои недостатки, — сделала гримаску Ифигиния.

 Через полтора часа они стояли в могильной полутьме огромного музейного зала. Весь пол был заставлен обломками статуй, кусками мрамора, разрозненными фрагментами древних построек. Золотистые пылинки танцевали в узком солнечном потоке, лившемся из высокого окна. Глубокая древняя тишина стояла над залом…

 Казалось, Ифигиния нисколько не замечает гнетущей атмосферы музея — завернутая в свой огромный фартук, она беззаботно порхала между экспонатами, полная веселого равнодушия к их вековой мрачности.

 Ее жизнерадостность так заразительна, подумал Маркус.

 Несмотря на то что он в свое время специально изучал наиболее важные особенности классической архитектуры, античность сама по себе никогда особо не интересовала его. Маркус был человеком нового времени. То есть он предпочитал изучение астрономии и возможностей паровых двигателей.

 Но сегодня он, к собственному удивлению, вдруг попал под очарование пыльных археологических экспонатов.

 Он смотрел на Ифигинию, изучавшую роспись античных ваз… Ей к лицу углубленное созерцание, подумал Маркус. Такой красивой он видел ее лишь однажды — в своих объятиях в галерее Лартмора.

 Если бы он не знал всей правды, то мог бы предположить, что тогда она впервые в жизни испытала блаженство в мужских руках.