Коломбина слышит голоса духов
Петя открыл входную дверь без стука, пояснив:
- Просперо прислуги не признает. Всё делает сам привычка ссыльного.
В прихожей было совсем темно, и Коломбина ничего толком не разглядела, кроме уходящего вглубь дома коридора да белой двери. В расположенном за дверью просторном салоне оказалось немногим светлей. Лампы там не горели - лишь несколько свечей на столе и еще, чуть в сторонке, чугунная жаровня с ало тлеющими углями На стенах корчились кривые тени, на полках посверкивали золотом корешки книг, а сверху мерцала подвесками незажженная хрустальная люстра.
Лишь когда глаза немного свыклись с тусклым освещением, Коломбина поняла, что в комнате не так мало народу - пожалуй, человек десять, а то и больше.
Кажется, Петя Лилейко числился среди "соискателей" птицей невысокого полета. На его робкое приветствие кое-кто кивнул, прочие же продолжали тихо переговариваться между собой. Холодный прием смутил Коломбину, и она тут же решила, что будет держаться независимо. Подошла к столу, прикурила от свечки и громко, через всю гостиную, спросила своего спутника:
- Ну, который здесь Просперо?
Петя вжал голову в плечи. Стало очень тихо. Однако Коломбина увидела, что на нее смотрят с любопытством, и бояться сразу перестала - оперлась рукой о бедро, как на рекламе папирос "Кармен", и выпустила вверх струйку голубого дыма.
- Что вы, незнакомка, - сказал одутловатый господин в чесучовой визитке, с виртуозно зачесанной проплешиной на темени. - Дож появится позже, когда всё будет готово.
Он подошел ближе, остановился в двух шагах и принялся бесцеремонно оглядывать Коломбину сверху донизу. Она ответила точно таким же взглядом.
- Это Коломбина, я привел ее кандидаткой, - виновато проблеял Петя, за что немедленно был наказан.
- Керубинчик, - сладким голосом сказала новенькая. - Разве маменька тебя не учила, что следует представлять мужчину даме, а не наоборот?
Чесучовый господин немедленно представился сам - прижал руку к груди, поклонился:
- Я - Критон. У вас сумасшедшее лицо, мадемуазель Коломбина. В нем упоительным образом соединяются невинность и разврат.
Судя по тону, это был комплимент, однако на "невинность" Коломбина обиделась.
- "Критон" - это, кажется, что-то из химии?
Хотела снасмешничать, показать тертому субъекту, что перед ним не какая-нибудь инженю, а зрелая, уверенная в себе женщина. Увы, вместо этого срезалась хуже, чем на экзамене по литературе, когда назвала Гете вместо Иоганна-Вольфганга Иоганном-Себастьяном..
- Это из "Египетских ночей", - со снисходительной улыбкой ответил чесучовый. - Помните?
Тра-та-та-та, младой мудрец,
Рожденный в рощах Эпикура.
Критон, поклонник и певец
Харит, Киприды и Амура.
Нет, Коломбина совсем этого не помнила. Она даже не помнила, кто такие Хариты.
- Любите ли вы предаваться любви ночью, на крыше, под рев урагана, когда тугие струи ливня хлещут ваше нагое тело? - не понижая голоса осведомился Критон. - А я очень люблю.
Бедная иркутянка не нашлась, что на это ответить. Оглянулась на Петю, но тот, предатель, с озабоченным видом отошел в сторону, заведя разговор с бедно одетым молодым человеком, очень нехорошим собой: с выпуклыми горящими глазами, широким подвижным ртом и россыпью угрей на лице.
- У вас должно быть упругое тело, - предположил Критон. - Стреловидное и поджарое, как у молодой хищницы. Я так и вижу вас в позе изготовившейся к прыжку пантеры.
Что было делать? Как отвечать?
По иркутскому кодексу поведения следовало бы влепить наглецу оплеуху, но здесь, в кругу избранных, это было немыслимо - сочтут ханжой или, того хуже, жеманной провинциалкой. Да и что тут оскорбительного, сказала себе Коломбина. В конце концов этот человек говорит, что думает, а это честнее, чем заводить с понравившейся женщиной разговор о музыке или каких-нибудь там язвах общества. |