|
Откликнулись сразу несколько человек. - Начнет Львица Экстаза, - объявил Просперо. Коломбина уставилась на знаменитую Лорелею Рубинштейн во все глаза. Та оказалась совсем не такой, как можно было бы предположить по стихам: не тонкая, хрупкая лилия, с порывистыми движениями и огромными черными очами, а довольно массивная дама в бесформенном балахоне до пят. На вид Львице можно было дать лет сорок, и это еще в полумраке. Она кашлянула и низким, рокочущим голосом сказала: - "Черная роза". Написано минувшей ночью. Пухлые щеки взволнованно заколыхались, глаза устремились вверх, к радужно посверкивающей люстре, брови скорбно сложились домиком. Коломбина слегка шлепнула Люцифера, чтоб не отвлекал, не елозил по шее, и вся обратилась в слух. Декламировала знаменитость замечательно - со страстью, нараспев. Придет ли Ночь, восторгами маня? Случится ли Оно иль не случится? Когда желанный Гость войдет в меня? Войдет, не постучится Избранник мой на воле ли, в тюрьме Горит и ярко светит. Но черной розы в сокровенной тьме Пройдет и не заметит И Слово будет произнесено - Молчание взорвется Да будет так А то, что не дано. Уйдет и не вернется Подумать только - услышать новое, только что написанное стихотворение Лорелеи Рубинштейн! Самой первой, в числе немногих избранных! Коломбина громко зааплодировала и тут же сбилась, поняв, что совершила faux pas. Аплодисменты здесь, кажется, были не в заводе. Все - в том числе Просперо - молча посмотрели на экзальтированную девицу. Та застыла с растопыренными ладонями и покраснела. Опять срезалась! Кашлянув, дож негромко молвил, обращаясь к Лорелее: - Обычный твой недостаток: изысканно, но невнятно. Но про черную розу интересно. Что значит для тебя черная роза? Впрочем, не говори. Догадаюсь сам. Он прикрыл веки, опустил голову на грудь. Все ожидали, затаив дыхание, а щеки поэтессы запунцовели румянцем. - А дож пишет стихи? - тихо спросила Коломбина у Пети. Тот приложил палец к губам, но она сердито сдвинула брови, и он почти беззвучно прошелестел: - Да. И наверняка гениальные. Ведь никто лучше него не понимает поэзию. Ответ показался ей странным: - "Наверняка"? - Свои стихи он никому не показывает. Говорит, что они пишутся не для людей и что перед Уходом он всё написанное уничтожит. - Какая жалость! - вырвалось у нее громче нужного. Просперо опять взглянул на гостью, и опять ничего не сказал. - Я понял, - улыбнулся он Лорелее ласковой и печальной улыбкой. - Понял. Та просияла, а дож повернулся к аккуратному, тихому человечку в пенсне и с бородкой клинышком. - Гораций. Ты обещал, что сегодня наконец придешь со стихами. Ничего не поделаешь. Ведь тебе известно, что Невеста допускает к Себе только поэтов. - Гораций врач, - сообщил Петя. - Вернее, прозектор - режет трупы в анатомичке. Поступил на место Ланселота. - А что случилось с Ланселотом? - Отравился. И компанию с собой прихватил, - непонятно ответил Петя, но расспрашивать было не ко времени - Гораций приготовился читать. - Я, собственно, впервые имею дело с поэзией... Изучил руководство по стихосложению, очень старался. И вот м-м, в некотором роде, результат. Он смущенно откашлялся, поправил галстук и достал из кармана сюртука сложенный листок. Хотел начать, но, видно, решил, что объяснил недостаточно: - Стихотворение по моей, так сказать, профессиональной линии... Тут даже и термины встречаются... Только вот рифма облегченная, во второй и четвертой строках, а то с непривычки очень уж трудно... После уважаемой м-м... Львицы Экстаза, мои стишки, конечно, будут тем более нехороши, но... В общем, представляю на ваш строгий суд. Стихотворение называется "Эпикриз". Когда взрезает острый скальпель Брюшную полость юной дамы. |
