|
Влюбился, что ли? Тут Сенька заметил, что глаза-то не совсем черные, а с тоненькими голубыми ободочками, и догадался: это у ней зрачки такие широченные, как у дядькиного любимого кота, когда его для смеху валерьянкой обпоят. И стало ему от этого черного взгляда жутко. - Вот еще, - сказал. - Нужна ты мне. И губу на сторону ухмыльнул. Она снова засмеялась. - Э, да ты не только конопатый, но еще и щербатый. Я не нужна, так, может, деньги мои сгодятся? Сбегай в одно место, куда скажу. Недалеко, за Покровкой. Вернешься - рубль дам. Скорика как заколдобило - он опять: - Нужен мне твой рубль. В оцепенении был, а то бы чего поумнее в ответ сказал. - А что ж тогда тебе надо? Чего около дома крутишься? Ей-богу, влюбился. Ну-ка, смотри сюда. - И пальцами его за подбородок. Он ее по руке хрясь - не лапай. - Кобель в тебя влюбился. Мне от тебя другое нужно... - Сам не знал, чего бы ляпнуть, и вдруг, как по Божьему наитию - будто само с уст соскочило. - К Князю в шайку хочу. Замолви словечко. Тогда чего хошь для тебя сделаю. Сказал и обрадовался - ай да ловко. Во-первых, не срамно - а то что она заладила "влюбился, влюбился". Во-вторых, себя заявил: не оголец, а сурьезный человек. Ну и вообще: вдруг правда к Князю пристроит. То-то Проха от зависти треснет! Она лицом помертвела, отвернулась. - Незачем тебе. Вон чего захотел, волчонок! Обхватила себя за плечи, вроде как зябко ей, хотя в комнате тепло было. Постояла так с полминуты, снова к Сеньке повернулась и сказала жалобно, да еще за руку взяла: - Сбегай, а? Я тебе не рубль - три дам. Хочешь пять? Но Скорик уже понял: его сила, его власть, хоть и невдомек было, почему. Видно очень уж Смерти что-то на Покровке запонадобилось. Отрезал: - Нет, хоть четвертную давай, не побегу. А Князю шепнешь или отпишешь, чтоб меня взял, тогда вмиг слетаю. Она за виски взялась, покривилась вся. Первый раз Сенька видел, чтобы баба, сморщив рожу, не утратила красоты. - Черт с тобой. Исполни, что поручу, а там посмотрим. И обсказала, чего ей нужно: - Беги в Лобковский переулок, нумера "Казань". Там у ворот калека сидит безногий. Шепни ему слово особенное: "иовс". Да не забудь, не то худо будет. Войдешь в нумера, пускай тебя к человеку отведут, имя ему Очко. Скажешь ему тихонько, чтоб никто больше не слыхал: "Смерть дожидается, мочи нет". Возьмешь, чего даст, и живо обратно. Всё запомнил? Повтори. - Не попка повторять. Нахлобучил Скорик картуз, да и выскочил на улицу. Так вдоль бульвара припустил, что двух лихачей обогнал. КАК СЕНЬКА ПОЙМАЛ СУДЬБУ ЗА ХВОСТ Хорошо Сенька знал, где они, нумера "Казань", а то их хрен сыщешь. Ни вывески, ничего. Ворота наглухо заперты, только малая калитка немножко приоткрыта, но тоже так, запросто, не войдешь: прямо перед железной решеткой расселся убогий инвалид, вместо ног штанины пустые завернуты. Зато плечищи в сажень, морда красная, дубленая, из засученных рукавов тельняшки видно крепкие, поросшие рыжим волосом лапы. Убогий-то он убогий, но, поди, как стукнет своей колотушкой, которой тележку от земли толкает, - враз душа вон. Сенька сразу к безногому не полез, сначала пригляделся. Тот не без дела сидел, свистульками торговал. Покрикивал сиплым басом, лениво: па-адхади, мелюзга, у кого есть мозга, свистульки из банбука, три копейки штука. Возле калеки толкалась ребятня, пробовала товар, дула в гладкие желтые деревяшки. Иные покупали. Один попросил, показав на медную трубочку, что висела у инвалида на толстой шее: дай, мол, дедушка, энтот свисток опробовать. Калека ему щелобан по лбу: это тебе не свисток, а боцманская дудка, в нее всякой мелочи сопливой дуть не положено. И стало Сеньке всё в доскональности ясно. Моряк этот тут для виду торговлю ведет, а сам, конечно, на стреме. |
