|
Пам? Пэт? Пола? Мне сто раз называли ее имя, но оно не задерживалась у меня в голове. Толстуха издала в ответ какой-то неразборчивый звук. — Это Барбара, — сказал я, произнося слова, видимо, чересчур уж выразительно. — Она будет работать наверху. Женщина издала еще один неопределенный звук («брвет») и снова потянулась к бутылке колы. Мы направились к выходу, и Барбара прошептала: — Что с ней такое? — Никому не хочется спрашивать. Бедняга работает здесь столько, что никто уже и не упомнит. Она стала символом всего этого заведения. — Уж скорее его рабыней, — довольно жестко пробормотала Барбара. Поддавшись какому-то странному порыву, я обернулся. Не донеся бутылку до губ, женщина смотрела на нас, ее рыхлое лицо пылало ненавистью. Меня внезапно охватило чувство вины и стыда, кровь бросилась мне в лицо, и я поторопил Барбару прочь из этой комнаты с ее брюзжащими вентиляторами, всепроникающим запахом пота и безмолвными обвиняющими глазами женщины. Мы оба, испытывая облегчение, направились вверх по лестнице. С мамой я встретился за ланчем в кафе «Нерон». — И сколько ты там еще вчера оставался? — спросила она, прихлебывая кофе латте. Я хотел было рассказать ей о том, что случилось с мойщиком окон, но потом, предвидя ее реакцию, отказался от этой идеи. — Недолго. Я ничем не мог ему помочь. — Он сам себе все это устроил, — сказала она. — Мы все знаем, что выпить он был не дурак. — Он поправится? — спросил я тихо. Мама пожала плечами. — Кто это может знать? — Она зевнула. — Ты уж его навещай. Твой отец хотел бы этого. — Я сегодня вечером опять к нему пойду, — сказал я. Это сообщение, казалось, удивило ее. — Правда? — Хочу побыть с ним. У него ведь больше никого нет. — И кто же в этом виноват? Вообще-то, дорогой, я хотела попросить тебя об услуге. Теперь стало понятно, зачем она позвала меня на ланч. — И что же это за услуга? — Насчет его дома. Одному богу известно, откуда у меня комплект ключей от него. Будь умницей — загляни туда завтра-послезавтра. Ну, просто посмотри, не разгромил ли кто его жилье, не перевернули ли все вверх дном. Она шваркнула связкой ключей об стол, словно ставя точку в этом деле: мол, езжай — и обсуждать тут больше нечего. — Мы могли бы съездить туда вместе, — с надеждой в голосе проговорил я. — Радость моя, я уезжаю. — Уезжаешь? — В Гибралтар. С Горди. Я поставил чашку на стол, боясь расплескать кофе. — Кто такой Горди? — Приятель. Не брюзжи, дорогой. Он в бизнесе. — Еще один актер? — Вообще-то продюсер. Он забронировал нам номер в таком чудном отеле. — Здорово. — Ну не смотри ты букой. Я счастлива. А ты ради нас поухаживай за старым хрычом. А если что случится — ты нам брякни. Я кивнул, не сводя глаз с остатков своего сэндвича. Из маминой сумки раздался звон. Она вытащила оттуда мобильник и приложила его к уху. — Горди! Нет, я все еще с ним. — Прыснув со смеху, она повернулась ко мне. — Горди передает тебе привет. — Привет, Горди, — сказал я. |
