|
— Был когда-то, — отрезал я. — Был Малышом. Давно перестал. — Я помню это ваше шоу. Что ты там говорил? Мне захотелось поскорее уйти. — Я тут ни при чем. Это дед виноват. Мойщик окон начал хихикать, потом вдруг резко оборвал смех. — Но все это было не очень смешно. — Спасибо, — сказал я. — Если подумать, то это шоу было никакой не ситком, а настоящий дряньком. — Всегда приятно встретить поклонника. — Тебе лучше сматываться. Приемные часы закончились. — Ну что ж, извините, что побеспокоил. — Вон тебя твой дружок ждет. — Он кивнул мне за спину. — Что? — Вон там. У дверей. Он был прав. В другом конце палаты у самой двери стоял человек и наблюдал за нами. Он выскочил за дверь, как только увидел, что я двинулся в его направлении, но я уже увидел достаточно, чтобы узнать того самого типа из кабинета Питера. Мистер Джаспер. Мойщик окон с видом человека, который не желает, чтобы его беспокоили, принялся изучать результаты футбольных матчей. Я вышел в холод на улицу, но если Джаспер и был там минуту назад, то теперь его нигде не было видно. Я сел на велосипед и поехал домой, а в голове у меня теснились вопросы, на которые я не находил ответа. Эбби не спала, листала справочник о расторжении брака. Моя домохозяйка работала в какой-то таинственной должности в одной городской юридической компании, хотя чем именно она там занималась, оставалось для меня загадкой. Я несколько раз спрашивал ее об этом — мне отчаянно хотелось поговорить с ней хоть о чем-нибудь, но она всегда отвечала уклончиво, говорила, что это такая скукотища — мухи дохнут — и рассказывать тут не о чем. Чем бы она там ни занималась, работа эта ее достала, и она не раз говорила мне, что хотела бы найти своей жизни какое-нибудь иное применение, поинтереснее, что-нибудь более благородное и достойное. — Генри! Я уже начала волноваться. — Я был в больнице. — Никаких изменений? — Никаких изменений. — Садись. Я сделаю тебе кофе. — Эбби вскочила на ноги и исчезла в кухне — я даже возразить не успел. — Тебе ведь две ложки сахара? Я ответил благодарным «да» и откинулся на спинку дивана, радуясь тому, что день подходит к концу. Эбби сунула мне в руки горячую чашку, и я поблагодарил ее. На ней была мешковатая футболка, на несколько размеров больше, чем требуется, и мне немного стыдно признаться, но я спрашивал себя — а надето ли на ней что-нибудь под этой футболкой. Она села, скрестив ноги, на полу. — Генри, а ты не… — Она смешалась. — Ты не заметил, что я немного изменилась? — Ты что имеешь в виду? — Ну, ты не видишь во мне ничего нового? Радуясь возможности полюбоваться лицом Эбби, так чтобы она при этом не подумала, будто я таращусь на нее, я минуту-другую смотрел на нее не отрываясь. — Нет, — сказал я наконец. — А что — должно быть заметно? Она дотронулась пальцем до своего носа, и тут я наконец понял, что она имеет в виду крошечную золотую горошину, едва заметную и похожую на созревший дорогой прыщик. Первое, что мне пришло в голову: она сделала это, чтобы произвести впечатление на какого-нибудь жеребца с квадратной челюстью со своей работы, эдакого широкоплечего красавца адвокатского племени. — Тебе нравится? Я слишком устал и не чувствовал себя способным хитрить, а потому сказал: — Мне больше нравится без этой штуки. |
