– Я думаю, – сказал он, – что мы с тобой сейчас отправимся к Мурьянову и вытрясем из него всю информацию об «объекте» до последнего байта!

* * *

Вадим сидел, опустив голову и свесив между коленей руки. Металлическая скамейка была жесткой и холодной. Время от времени он косился на замшелое мраморное надгробие, с которого на него пронзительно смотрели глаза матери. Потом отворачивался и смотрел на часы.

Было без трех минут двенадцать.

«Где же ты, отец? Почему задерживаешься? И вообще – придешь ли? А то, может быть, ты решил заманить меня в ловушку? Нет, раньше ты никогда не лгал. Но это было раньше. Кто знает, как тебя изменило обладание новыми способностями? Если ты поверил в то, что представляешь собой наивысшую ценность, то осознание этого вполне могло подвигнуть тебя и на любую ложь, и на любую подлость…

Хотя, если судить по твоему голосу, ты был чистосердечен и искренен сегодня утром. Правда, непонятно, почему ты предпочел позвонить мне, а не явиться самому. Если ты бесповоротно решил поставить точку, то не все ли равно тебе было, где и как это произойдет?

Но ты назначил встречу именно здесь. У могилы человека, который был нам обоим близок и дорог. У мамы…

Неужели ты стал таким сентиментальным, папа?

Одно из двух: либо ты действительно сильно изменился за то время, пока мы с тобой не виделись, либо… либо вместо тебя на встречу со мной придет кто нибудь другой. Придет, чтобы убить меня. Что ж, я уже не боюсь этого. Но мне не хотелось бы разочаровываться в тебв, отец…»

Двенадцать ноль три.

Вадим огляделся.

Если даже за ним сейчас наблюдали, ничего подозрительного вокруг он не замечал.

Ни единой живой души. Только кресты, металлические оградки и деревья между ними. И еще стаи ворон, кружащих над кладбищем, словно ястребы.

Все те люди, тела которых давным давно истлели в тесных гробах под землей, были мертвы для этого мира. Но Вадим знал, что они продолжают жить и что они счастливы. Возможно, среди этих покойников есть и те, которым именно он помог уйти в лучший из миров. И ему невольно вспоминались строчки из одной песни, которые запали ему в душу еще со школьных времен:

«Мне есть что спеть, представ перед Всевышним. Мне есть чем оправдаться перед ним»…

Правда, он знал, что ни перед кем оправдываться ему не придется.

Тот, кто послал его на землю, хотел, чтобы он переправлял людей отсюда ТУДА. Иначе зачем бы он наделил его этим странным даром – убивать из жалости и сострадания?

Смерти нет. Есть лишь череда рождений. И только это имеет значение.

«Что это ты так старательно убеждаешь себя в том, что ты прав? – вдруг подумал он. – Неужели заранее выпрашиваешь у самого себя прощение за то, что тебе предстоит совершить? Неужели все это время комплекс вины таился в глубинах твоей души, разъедая ее не хуже серной кислоты?

Просто смешно противиться тому, для чего ты предназначен.

Игрушка – вот ты кто, Вадик. Не ведающая ни угрызений совести, ни страха, ни раскаяния марионетка…

Господи, ну где же ты, отец?!

Я не хочу и не могу больше ждать!..»

– Ну, здравствуй, Вадя, – послышался вдруг знакомый сипловатый голос за спиной Вадима, и он невольно вздрогнул.

Не веря ушам своим, он обернулся.

Это действительно был отец. Вид у него был такой печальный, что у Вадима больно сжалось сердце, и теперь он окончательно поверил тому, что отец говорил ему утром по телефону…

…Звонок прозвенел, когда Вадим еще спал.

Вчера – а точнее, уже сегодня – он вернулся домой поздно ночью, обессиленный очередной охотой и подавленный. Больше всего его мучило то, что он не сдержал данное себе слово и, едва ему подвернулся подходящий человек, он не сумел удержаться от того, чтобы не пожалеть его.