После долгой разлуки

"Призрак" вернулся через два с половиной года. На космодроме среди встречавших Иван с трудом узнал младшего брата. - Саня! Ты ли это? Ну и вымахал же! Они крепко обнялись. - Ого, и усы намечаются! - весело изумлялся Иван.- Прямо жених! От него не укрылось, что Санины щеки чуть порозовели при этих словах. "А что, может, уже и влюбился. Не мальчик - семнадцать скоро..." Торжественное заседание во Дворце космоса транслировалось на всю Солнечную систему. Но доклады участников экспедиции Саня слушал не очень внимательно: самое главное Иван рассказал ему еще там, на космодроме, в первые часы после встречи. О чудовищных пространственно-временных вихрях и водоворотах, едва не поглотивших "Призрак". О неистово пылающих безднах Полярной звезды, где безвозвратно сгинули все запущенные зонды. О диковинных планетах, самую загадочную из которых нарекли Надеждой - так звали любимую Ивана, погибшую в звездном рейсе за полтора года до того, как первобытный мальчик Сан очутился в гравитонном веке... В Байкалград братья прилетели ранним утром. Над знакомым водоемом еще стлался туман, и роса осколками звезд блестела на траве. Цвела черемуха, топольвеликан окутался, словно зеленым дымом, молодыми и клейкими листьями и звенел весенними птичьими голосами. "Дома! - счастливо вздыхал Иван.- Наконец я дома!" Стоявший у порога Афанасий сделал замысловатый старинный реверанс, чуть не упав при этом, и напыщенно произнес: - Рыцарю дальних странствий мой почтительный поклон. - Ну и Афанасий! - качал головой Иван.- Где ты этого нахватался? Опять же в средневековых романах? Смотри, свихнешься на них. Кабинет хозяина Афанасий содержал в отличном состоянии. На столе лежала стопка добытых им редких книг. Среди них самым ценным приобретением была "Божественная комедия" Данте. Иван листал книгу и был счастлив, как ребенок, получивший новую игрушку. Потом посмотрел на Афанасия и строго спросил: - Не украл? - Никак нет! - с достоинством ответил кибер и прищелкнул каблуками.- Обменял у библиофила из Варшавы Виктора Ситковского. - Сейчас проверю. Помнится, ты как-то стащил у него две книги. Иван связался с Варшавой и выяснил, что на этот раз состоялся честный обмен. После завтрака братья поднялись в мастерскую. - Вижу, ты не сидел сложа руки,- одобрил Иван, разглядывая многочисленные этюды и картины. Особенно ему нравилась "Наездница". - Кто это верхом на лихом коне? - заинтересовался он.- О, да это же хохотунья Зина! "Не такая уж хохотунья",- хотел сказать Саня, но промолчал. Он чувствовал, что всадница не получилась. Даже конь у него мыслящий. А психологический портрет человека - плоский, однозначный. Как ни бился художник, не удавалось ему передать текучесть и неуловимость Зининых настроений. Временами - и это было для Сани необъяснимым - девушка казалась веселой и грустной, доброй и гневной, нежной и строгой. И все это одновременно! Все это сливалось в ней в единое целое, как цвета в радуге или краски в закатном небе. Зина догадывалась: юноша влюблен в нее. Это льстило девушке, радовало ее и в то же время... забавляло! Она поддразнивала Саню, прикидываясь кроткой и нежной. И вдруг взрывалась звонким смехом, способным ужалить и не такое легкоранимое самолюбие, как у Сани. Смешное, неуклюжее в нем она умела подметить удивительно метко. Но долго обижаться Саня не мог. Обида проходила и он снова смотрел на Зину с восхищением - так прекрасны были ее смеющиеся глаза, ее летящие черные брови... Иван решил устроить себе нечто вроде каникул и полностью доверился Сане, желавшему показать звездному скитальцу "неведомую планету". - Такой планеты ты не найдешь и за миллионы световых лет отсюда,- говорил Саня. Каждый день они отправлялись по новому маршруту, и Иван не узнавал порой знакомых мест - так многое изменилось за два с половиной года.