Повторяю: по неизвестной причине ваша жена исчезла, и от нас потребовали начать расследование. Мы обязаны собрать свидетельские показания и проверить некоторые слухи.
Иона был спокоен, слишком спокоен; его улыбка пропала, словно ее стерли резинкой. Он вежливо смотрел на собеседника, но мыслями был далеко: он слушал крик петуха, звонко и гордо зазвучавший вдруг среди городского шума. В первый момент он так удивился, что у него появилось ощущение нереальности, но потом вспомнил: напротив комиссариата сидел продавец птиц. Поднявшись со своего места. Иона мог видеть нагромождение клеток: внизу - породистые куры, петухи, утки, выше - попугайчики, канарейки и еще какие-то птицы: одни ярко-красные, другие - голубые; он не знал, как они называются. Справа от двери на жердочке сидел большой попугай; прохожие вечно удивлялись, что он не привязан.
На площади пронзительным голосом зазывала покупателей зеленщица, расхваливая свой "чудесный салат"; ее монотонные выкрики повторялись довольно регулярно, и в конце концов Иона стал внимательно к ним прислушиваться.
- Я был, возможно, несколько резок и прошу меня извинить...
Иона покачал головой: все, мол, в порядке... Джина боялась его. Остальное не в счет. Теперь он все понимает, и комиссару нечего кружить вокруг да около.
- Не стану скрывать: есть еще одно довольно неприятное показание. В среду, примерно в полночь, некая женщина стояла у окна в своей квартире на набережной канала примерно в четырехстах метрах от вашего дома.
Она ждала мужа, который, не важно по каким причинам, вовремя не вернулся домой. Так вот, она видела, как по направлению к шлюзу, держась в тени домов, шел невысокий человек примерно вашего сложения и нес на плече объемистый мешок.
- Она меня узнала? - Иона не возмутился, не рассердился.
- Я этого не сказал, но совпадение налицо.
- Вы считаете, господин комиссар, что я способен донести жену от Старого Рынка до канала?
Джина была немногим выше его, но тяжелее, а он силой не отличался.
Г-н Дево прикусил губу. После обморока Ионы он чувствовал себя несколько скованным и говорил с оглядкой, не догадываясь, что это уже ни к чему. Наступает ведь момент, когда острая боль приводит к потере чувствительности. Иона уже прошел эту точку и теперь, слушая, что ему говорят, сосредоточил внимание на уличном шуме. Он не похож на шум его квартала. Машин больше, прохожие спешат. Освещение тоже иное, хотя отсюда до Старого Рынка всего десять минут ходьбы. За спиной у комиссара стояли шкафы красного дерева, как и стол, закрытые зелеными шторками позади позолоченных решеток; наверху, в черной деревянной раме, висел портрет президента республики.
- Я предвидел ваше возражение, господин Мильк.
Однако, если вы читаете газеты, то должны знать, что ответ на этот вопрос, увы, довольно часто находится.
Иона не понял.
- Вы, безусловно, читали или слышали истории о расчлененных трупах, которые обнаруживают в реках и на пустырях. Повторяю еще раз - я вас не обвиняю.
Его не обвиняли в том, что он разрезал Джину на куски и бросил в канал?
- Теперь нам осталось, если только ваша жена не вернется или мы ее не отыщем, доказать вашу непричастность к делу и после этого тщательно рассмотреть все версии. - Комиссар опять водрузил очки на нос и взглянул в свои заметки. - Почему после исчезновения жены вы поспешили сдать белье в стирку - и ее и свое?
Властям известны малейшие его поступки, словно он жил в стеклянной клетке!
- Это был день, когда приезжают за бельем. |