— Работы предстоит много. Хочется, конечно, чтобы книга получилась интересной и нужной. Сознаюсь тебе, когда я писал вот этот рассказ про Дарию и Сартара, мне казалось, все это я пережил сам. Сартар любил всю жизнь Дарию. И я горевал его горем, любил его любовью и страдал его страданиями…

Зазвонил телефон. Кунтуар подосадовал, что прервали его беседу с сыном. «Кому-то нет покоя и в воскресенье», — ворчливо произнес он и поднял трубку:

— Да, слушаю. Да, я — Кунтуар Кудайбергенов…

На том конце провода говорили нервно и торопливо. Затем — пауза. Лицо археолога побледнело, напряглось. Сын понял: отцу сообщили неприятную весть. Кунтуар переспросил в трубку:

— Говорите, на ученом совете?.. Значит, на повестке дня один вопрос: «О закрытии Кайрактинской экспедиции»? Ну что же, хорошо. И кто докладывает? А-а, знаю, знаю я его. Кто будет вести совет? Сам Ергазы? Вот это честь! Значит, снизошел до нас, грешных, проявил заботу. Передайте ему за это мою искреннюю благодарность. Да, так и передайте, я благодарю его за внимание к решению столь сложной проблемы. Хорошо. Завтра в пятнадцать ноль-ноль буду на совете.

Кунтуар осторожно положил трубку на рычажок.

Филиал института здесь, в промышленном городке Кайракты, открылся совсем недавно. Ергазы, у которого были постоянные распри с директором головного института, наметанным глазом сразу же оценил обстановку: «Лучше иметь синицу в руке, чем журавля в небе», — и сумел, устроился директором филиала, решился с насиженного места переехать с семьей в Кайракты. Археологическая экспедиция, которой руководил Кунтуар, была теперь в ведении филиала, а значит — и Ергазы.

Кунтуар все свое время в основном проводил в экспедиции. Направлялся он туда вместе с сыном и сейчас. И лишь на время остановился в гостинице Кайракты. Завтра утром предстояло следовать дальше, на место раскопок.

— Оказывается, на совете будет разбираться мой вопрос, докладывает автор недавней статьи — Пеилжан. Судя по всему, работу экспедиции хотят свернуть…

— Неужели это их серьезные намерения? — участливо справился Даниель у отца и тут же попросил: — Разреши мне присутствовать на совете. Ведь я же пишу о Кайракты! — Уловив несколько недоумевающий взгляд отца, поправился: — О том, что было на этом месте две с половиной тысячи лет назад… Я добьюсь, чтобы разрешили…

— То-то, — улыбнулся отец и произнес в раздумье: — Не разрешать кому-либо заниматься научными проблемами, над которыми трудишься сам, это то же самое, что навязывать собственную оценку произведения. Так что решай сам, как поступить.

Кайрактинский филиал археологического института Академии наук размещался в большом светлом новом здании. Совещание проводили в конференц-зале. На возвышении в виде подмостков сцены, за длинным столом, накрытым зеленым сукном, сидел (в единственном числе) сам Ергазы. Людей в зале немного. Видимо, все — специально приглашенные. Кроме членов совета, еще двух-трех кандидатов наук несколько известных археологов из Москвы. Их исследования близки к проблеме Кунтуара. Пришли студенты, аспиранты, соискатели. К своему удивлению, Кунтуар увидел в зале даже несколько рабочих экспедиции. Среди них — Михайлова.

Чуть расселись по местам, Ергазы поспешно объявил повестку дня, дал слово докладчику, кратко представив его собравшимся:

— Молодой ученый. Думаю, услышав его мысли, раздумья и выводы, содержащиеся в докладе, вы согласитесь со мной, что перед вами — зрелый, сформировавшийся исследователь.