|
Одиль могла трогать его, теребить. Она утирала ему лицо, ухаживала за его рукой, лежащей в шине. Именно она помогала ему менять рубашку, и для нее ничего не значила его нагота: бледная кожа и позвоночник, в котором можно было пересчитать кости. - А чем он занимается в кафе? - Да разве я знаю? Разговаривает. Всем занимается... Она не понимала, почему мальчишка говорит с ней только о Шателаре, всегда о нем, задавая вопросы, о которых она никогда не размышляла, допустим такие: - Вы оба спите в одной постели? - Конечно... Она больше не стеснялась его. В это утро она стригла себе ногти на ногах. Изогнувшись, она сидела на его кровати, и ее бедра заголились так, что позволяли видеть влажную и шелковистую темноту. - Надо бы мне в какой-нибудь день съездить в Порт, повидать сестру, говорила она, лишь бы что-нибудь сказать. - Я не знаю, какая муха укусила Шателара. Последнюю неделю он там бывал каждый день. Только что не ночевал там... А теперь, когда судно готово, он не хочет и слышать о нем. Говорить-то она говорила, но это ее не беспокоило. В этом была ее сила. Лишь только она оказывалась в этих четырех стенах, со слуховым окном и кроватью, как только она как бы окутывалась собственным теплом, она достигала душевного покоя и все, что происходило за пределами ее уголка, не имело для нее никакого значения. - Куда это ты уставился? - вдруг спросила она, заметив на лице Марселя странное выражение. Она проследила за его взглядом, догадалась, куда он смотрел, переменила положение ног и промолвила: - О! Вот оно что... Потом она снова принялась неторопливо болтать, словно приходящая работница. - Это снова я, - жалобно признался Учитель по телефону. - Что я должен делать? - Ждать! - Но дело в том, что я... - Я тебе говорю: ждать... Когда я туда приеду, я посмотрю и... Но он туда не ехал! Он не хотел туда ехать! Он находил любой предлог и даже затеял полную инвентаризацию погреба, что вогнало в пот всех его служащих и что ему же первому и надоело. Он, казалось, был способен жить, не произнося ни слова о том, что у него лежало на сердце, и, может быть, даже не думая об этом, по крайней мере стараясь не думать специально и отдавая себе в этом отчет. Он знал, что в Порте всех интересовало, что все это означает. "Жанна" была готова, Смысла не выпускать ее в море не было, а экипаж в крайнем случае можно набрать и в Шербуре. Он всех загонял, ускоряя работы. Теперь же, когда все закончено... В течение всего этого времени никто не осмеливался ему перечить. С самого первого утра только и говорили: - Берегись хозяина! Это было заметно. Он отыскивал в потаенных углах плохо вымытый стакан или валяющиеся в беспорядке тряпки. Кассирша, которую он ни с того ни с сего невзлюбил, не имела времени для передышки и с утра до вечера пребывала в страхе. - Вот что, красавица, - говорил он одной из постоянно торчащих здесь девиц. - Я хотел бы, чтоб ты искала себе клиентов в другом месте, не в моем кафе. Ты здесь слишком, сама понимаешь, заметна... Мое заведение не бордель. Он вел себя так с каждым, включая гарсона с внешностью президента Республики. Шателар обнаружил у него перхоть и посоветовал мыть голову керосином. |
