- Не знаю.
- Так ты действительно пришлешь мне мои вещи? Да еще мое зеленое платье, я отдала его в окраску. Это на улице Маршала Петена. Подожди! Я дам тебе квитанцию.
Он терпеливо ждал квитанцию. На его лице сохранялась неопределенная улыбка, и Одиль, ощущая потребность сделать что-то ласковое, подошла к нему и поцеловала в щеку, когда он открывал дверь.
- До свидания!.. Не принесло мне счастья то, что я сделала, да ты это знаешь.
И дверь закрылась. Расчувствовавшись, она заплакала; она плакала над собой, над тем, что сделала, над всем, что потеряла. Она хлюпала носом, потому что под рукой не оказалось платка, искала таз для посуды и бормотала:
- Ив этом он тоже виноват.
Она сама не знала почему, но не чувствовала себя столь уж виноватой.
Впрочем, все произошло слишком глупо. Около постели больного остерегаться было нечего. Марселя лихорадило... Он ей рассказывал о Мари, и слово за слово...
- Что с тобой?
Она вздрогнула. Мари с каплями воды на волосах была здесь, и сильный порыв ветра проник через открытую дверь, - Ничего... Мне грустно.
- Что он такого тебе сказал?
Одиль забыла о своем обещании и простодушно ответила:
- Ничего особенного. Да! Что он на меня не сердится и что пришлет мои вещи...
Мари видела две грязные тарелки, рыбьи кости, стаканы. Она сбросила свой плащ на кровать и с грохотом кинула сабо в другой конец комнаты.
- Ты знаешь, где он сейчас?
- Нет... Должно быть, возвращается в Шербур.
- Он на молу, совсем один, в темноте, под дождем, на ветру.
Одиль, не понимая, зачем он так поступает, смотрела на свою сестру с удивлением, а Мари продолжала:
- Что ты ему сказала?
- Не знаю. Что ты не хотела ехать в Париж... Что ты хотела бы выйти за своего рыбака. Кто он?
Шателару было хорошо на молу, на самом его конце, около фарватера, где с каждым вздохом море поднималось на несколько метров и бессильно опадало, чтобы тотчас же вздыбиться снова. С берега слышался грохот, там два или три ряда огромных волн без передышки разбивались о подножие скал.
Почти ничего не было видно, стояла ночь. Пять огней, не больше, один из них - на улице, где жили сестры, там, где мостовая без перехода уступает место полям. Один огонь около моста. Еще два мигающих огня, один над другим, обозначали фарватер.
Возвращалось какое-то судно, слышался быстрый стук мотора, напоминающий стук запыхавшегося сердца. Это судно тоже приподнялось в узком проходе, и какое-то мгновение казалось, что оно заденет за край мола. Еще мгновение спустя оно очутилось на спокойной воде гавани, включило сирену, совсем коротко, словно боясь разбудить город, затем стало слышно, как служитель у разводного моста начал крутить свою рукоятку.
Со стороны моря раскачивалось другое судно, и вскоре послышались его вздохи.
Вот! Шателару ничего не оставалось, как уйти. На мостовой были разложены сети, и он не чувствовал камней под ногами.
У сестер огонь все горел; единственный свет на наклонной улице. Пока не пройдет второе судно, мост не накроют; нужно было ждать. Неповоротливый в своем дождевике служитель у моста удивленно рассматривал вынырнувшего из ночи незнакомца. Шателар попросил у служителя прикурить. Их лица сблизились, но они больше не промолвили ни слова. |