Это приключение носит уже и вовсе романтический характер; как почти все, чтослучается на шотландской земле, становится оно сумрачной балладой. Первыйпочитатель Марии Стюарт при французском дворе, господин Данвилль, сделал своегоюного спутника и друга, поэта Шателяра, наперсником своих восторженных чувств.Но вот господину Данвиллю, вместе с другими французскими дворянамисопровождавшему Марию Стюарт в ее путешествии, пора вернуться домой, к жене, ксвоим обязанностям; и трубадур Шателяр остается в Шотландии своего роданаместником чужого поклонения. Однако не столь уж безопасно сочинять все новыеи новые нежные стихи – игра легко превращается в действительность. Мария Стюартбездумно принимает поэтические излияния юного гугенота, в совершенствевладеющего всеми рыцарскими искусствами, и даже отвечает на его мадригалыстихами своего сочинения, да и какой молодой, знающейся с музами женщине,заброшенной в грубую, отсталую страну, не было бы лестно слышать такиепрославляющие ее строфы:

Oh Déesse immortelle

Escoute donc ma voix

Toy qui tiens en tutelle

Mon pouvoir sous tes loix

Afin que si ma vie

Se voie en bref ravie,

            Та cruauté

La confesse périe

Par ta seule beauté.

К тебе, моей богине,

К тебе моя мольба.

К тебе, чья воля ныне –

Закон мой и судьба.

Верь, если б в дни расцвета

Пресекла путь мой Лета,

Виновна только ты,

Сразившая поэта

Оружьем красоты! –

тем более что она не знает за собой никакой вины? Ибо разделенным чувствомШателяр похвалиться не может – его страсть остается безответной.  Уныловынужден он признать:

Et néansmoins la flâme

Que me brûle et enflâme

            De passion

N’émeut jamais ton âme

D’aucune affection.

Ничто не уничтожит

Огня, который гложет

Мне грудь,

Но он любовь не может

В тебя вдохнуть.

Вероятно, лишь как поэтическую хвалу на фоне других придворных иподобострастных ласкательств с улыбкой приемлет Мария Стюарт – она и самапоэтесса и знает, сколь условны эти лирические воспарения, – прочувствованныестрофы своего пригожего Селадона, и, конечно же, только терпит она галантныелюбезности, не представляющие собой ничего неуместного при романтическом двореженщины. С обычной непосредственностью шутит и забавляется она с Шателяром, каки с четырьмя Мариями. Она отличает его невинными знаками внимания, избираеттого, кто по правилам этикета должен созерцать ее из почтительного отдаления,своим партнером в танцах и как-то в фигуре фокингданса слишком близкосклоняется к его плечу; она дозволяет ему более вольные речи, чем допустимо вШотландии в трех кварталах от амвона Джона Нокса, неустанно обличающего «suchfashions more lyke to the bordell than to the comeliness of honest women»[14], она, быть может, даже дарит Шателярумимолетный поцелуй, танцуя с ним в «маске» или играя в фанты. Но, пусть ибезобидное, кокетство приводит к фатальной развязке; подобно Торквато Тассо[15], юный поэт склонен преступить границы,отделяющие королеву от слуги, почтение от фамильярности, галантность отучтивости, шутку от чего-то серьезного, и безрассудно отдаться своему чувству.Неожиданно происходит следующий досадный эпизод: как-то вечером молодыедевушки, прислуживающие Марии Стюарт, находят в ее опочивальне поэта,спрятавшегося за складками занавеси.