Но увлекся Акпарс, больно глубоко вклинился в ряды врагов, остался лишь с горсткой телохранителей. Вот погиб от сабли один из них, упал другой... Не замечает ничего Акпарс, рубит саблей во все стороны. Не видит, что с правой стороны выпустил Мамич свежую сотню, и она должна решить исход битвы. Мчится конная лавина, всадники легли на гривы коней, склонили пики — несутся прямо на Акпарса.

Не видит Акпарс высокого ногайца, что, склонившись над гри¬вой коня, мчится за ним с копьем наперевес. Ударить копьем в спину — на это ногайцы большие мастера. Такие удары смертель¬ны. Вся сила человека и разбега лошади вкладывается в этот удар. Уже совсем догнал ногаец Акпарса, сильнее пришпорил коня, поднял острие копья. Еще миг — и случится страшное!

То ли услышал Акпарс за собой топот коня, то ли сердцем почуял опасность, обернулся... и резко приник к шее коня. Копье со страшной силой ударило в левое плечо, пробило кольчугу... Ак¬парс упал на землю, тяжело охнул. Мир осеннего дня померк, пок¬рылся темнотой.

Бой все еще продолжался. Справа от Чалыма ногайцы торже¬ствовали победу, а там, где к илему подступает лес, воины, ведо¬мые Топейкой, откололи от врагов добрую сотню, загнали их в лес и взяли в плен. Было похоже, что пленные сами захотели этого, и молодой сотник Алтыш признался, что их Мамич заставил воевать насильно. Отведя пленных к пушкарям, Топейка помчался на поле боя. Вдруг видит, мчится ему навстречу Акпарсов конь без седока, золоченое седло, подарок царя, подвернулось под живот лошади.

«С Акпарсом беда!» — подумал Топейка и огрел своего коня плеткой. Конь вынес его на бугор как раз в тот момент, когда ногаец, ударивший Акпарса, проскочил мимо него вторично и, нагнувшись до земли, ловко подхватил окровавленное тело Акпар¬са, бросил поперек коня.

Вырвав из ножен саблю, Топейка гаркнул:

— Ребятушки! Выручай Акпарса! — И бросился за ногайцем.

408

Десяток воинов кинулись за ним...

Никто в пылу битвы не заметил, как солнце поднялось на небосклоне, обогрело землю.

Никто, кроме Саньки.

Пока вокруг холма кипела сеча, Санька незаметно отделил своих пушкарей, оттянул их к наряду. А там сторожевые высу¬шили фитили, проветрили зелье, забили ядра в пушки.

И больно кстати. Санька сунул в руки пушкарей факелы, рас¬толкал к пушчонкам. Вот уж и дымят факелы, а крайний пуш¬карь, закрыв правый глаз и скривив губу, держит прицел. Несет¬ся свежая сотня, стелются над всадниками волосяные бунчуки. Еще миг — и сомнут ногайцы Акпарсовых воинов.

Первое ядро ударило в переднюю лошадь, переломило ей ноги, покатилось дальше, круша все на пути. За первым второе, третье. Ногайцы взвыли. Задние не могли остановить неистовой скачки, кони падали в кучу, всадники пулями вылетали из седел, обры¬вая стремена.

Пушки за бугром ухали не переставая — для разогретых ство¬лов сыроватый порох еще лучше идет. Следующее ядро угодило в средину сотни, расхлестнуло лавину на две части. Дрогнули но¬гайцы, повернули коней...

...Мчатся патыры на выручку Акпарса, а им наперерез — кон¬ники Мамич-Берды. Они уже узнали, кто попал в их руки, легко отрезали погоню и, пока шла сеча, вывезли пленного с поля боя. Узнали Санькины пушкари о пленении Акпарса — все как один бросились на выручку. Ковяжева сотня тоже примчалась на это место. Все сбились в одну кучу и не заметили, как обошли их слева ногайцы, справа — всадники Мамич-Берды. Какой уж тут бой — лишь бы живыми вырваться.

Так бесславно и горько кончился бой под Чалымом.

Хан Али-Акрам победу над Акпарсом решил отпраздновать в Кокшамарах. Что это за столица — Чалым? Дворца нет, живет Мамич в какой-то вонючей избе, гарема нет, посуды — тоже.