|
– Тут другое. Аслан, падла, город под себя подминает, понял? НикНаверное, без власти жить нельзя. Нет, совершенно точно – нельзя. Но власть должна быть нормальная. Чтобы для всех людей, а не для одного или нескольких. Хотя это утопия, конечно. Ну, тогда так: чтобы те, кто у власти, о людях не забывали. И чтобы честно все было, по справедливости. Если вдуматься, вся русская история – сплошные поиски справедливости. Всякие там восстания, Разин, Пугачев, Булавин, Болотников – все этого хотели. Самое смешное, что цари и императоры тоже за справедливость были. Только понимали они ее по-своему. Это как в сказке про две правды – у народа своя, у барина своя. А когда император Александр Второй решил крепостное право отменить, многие считали, что это он для того делает, чтобы правда у всех общая стала. И убили императора злые люди за такой вот альтруизм. На самом деле все не так там было. Крепостное право отменили, а крестьяне освобожденные бунтовать начали. Потому что не их это была правда с освобождением, чужая. И справедливости никакой не получилось: свободу дали, а землю – нет. Вся земля у помещиков осталась. Вот и вышло, что крестьяне стали свободными и свободно могли помереть с голоду, а если хотели не помирать, а жить, то все равно приходилось в ярмо идти и в кабалу, батрачить на помещика. И реформа императора Александра, которого тогдашние журналюги прозвали «Освободителем», разорила коренную Россию, пустила по миру сотни тысяч человек. Такая вот общая правда получилась. А если вспомнить еще, что «Освободитель» терпеть не мог русских, считая их самой ленивой и «бездельной» нацией… Короче, я так понимаю, что власть осторожной должна быть. Как сапер. И никогда с плеча не рубить, даже если считает, что хорошее дело делает. Ну, это в том случае, если она все-таки нормальная власть. А такая, как у майора Асланова – это диктатура, конечно. С ней бороться надо, без вариантов. И вот когда мы ее одолеем, вот тогда вопрос о справедливой власти и встанет. И делать эту новую власть сами люди будут. Потому что понятно уже – никто нам не поможет, ниоткуда герои-спасатели не прилетят в оранжевых своих вертолетах. Это, то, что вокруг – наш новый мир. Это – навсегда. Дом Кекина встречает их настороженной тишиной. Стараясь не оставлять следов, друзья огибают ту часть здания, что выходила на улицу Галактионова, пролезают через пролом в каменной ограде во двор и поднимаются по замусоренной лестнице на третий этаж. Анфилада пустых комнат, высокие двери, рассохшийся паркет. Грязные стекла почти не пропускают дневной свет и в помещениях царит полумрак. Мебели здесь нет вообще никакой – судя по всему, на этаже готовился ремонт. – Пыль, паутина! – с наслаждением говорит Ник, возвращаясь из дальней комнаты. – Хорошо! – Чего хорошего-то? – впервые после истерики в подвале подает голос Эн. – Бр-р-р-р… Мерзость. – Хорошо, потому что сразу видно, что тут никого не было. Всё, отдыхаем. – Жрать охота, блин! – Хал выразительно хлопает себя по тощему животу. – У кого чё есть? Съестного оказывается не густо. Ник стелет на полу пластиковый пакет и выкладывает на него пару лепешек из перетертой пшенки, Эн добавляет небольшой кусок тушеной кабанятины, завернутый в бумагу, у Хала находится твердый, как камень, ломоть сыра и банка просроченных шпрот. Воды тоже мало – меньше литра. – Бетте, обедаем! – татарин садится прямо на пыльный пол у импровизированного стола, достает нож. Едят молча, стараясь не уронить ни крошки. Ник замечает, что Эн все время прислушивается к чему-то. Наконец, он не выдерживает и тихо спрашивает: – Ты чего? – Там, на лестнице… шуршит что-то. – Кошка, может? – Или крысы? – предполагает Хал. |
