|
– Сахар хочешь? У нас есть. Мы хорошие. И тебе хорошо будет. Да иди ты, сучка! Бурый, во, зацени! Ник вытягивает шею, стараясь рассмотреть сквозь густую листву, кого привел Леха. Сердце его сжимается от дурного предчувствия. – Руки убери! Козел! – режет по ушам такой знакомый, такой родной голосок. – Не пойду-у, не пойду! Звук пощечины заставляет Ника вздрогнуть. – Ой, мамочки! – взвизгивает девушка. – Эн! – не помня себя от ярости, Ник рвется вперед, и, если бы не Хал, бультерьером повисающий на нем, жить ему осталось бы считанные секунды. – Куда, дурак? – шипит татарин в ухо Нику. – Всех попалишь, блин! Сиди, жди! – Вот ты дура, что ли? – выговаривает тем временем Бурый отчаянно извивающейся в руках Лехи Эн. – Чего ты кобенишься, лярва? Все равно ведь по-нашему будет. Времена нынче такие. Настоящие. У кого сила, тот и права имеет. И ты могла бы. Ну, девка! Как там в кино говорят? Расслабься, гы-гы, и получи удовольствие. А то ствол сейчас сама знаешь, куда засуну, и одного патрона не пожалею. Ну, иди! Вон туда, туда. Леха, на шухер! – Ага, – довольный Леха толкает Эн к Бурому и вскидывает автомат. – Ты только это… не долго! – А как получится, – скалит желтые зубы Бурый, хватает беззвучно плачущую Эн за руку и тянет к акациям. Ник до боли стискивает зубы. Хал достает нож, обыкновенный столовый нож из хозяйственного отдела ЦУМа, с лезвием из нержавеющей стали и пластмассовой рукоятью. Татарин носит его за пазухой в самодельных деревянных ножнах. – Ну, не брыкайся, не брыкайся, – утробно воркует Бурый, затаскивая девушку в кусты. Эн молча отбивается, но видно, что ей не по силам справиться с крепким мужчиной. – Вот здеся, ложись. Ну что ты, дурочка! Все хорошо будет! Нас двое всего, двое. – Бурый толкает Эн, роняет на траву. – Слышь, я терпение теряю! Будешь выламываться – остальных мужиков позову. Сама подумай, что лучше… Эн всхлипывает. Ник опять рвется к ней, но Хал сдавливает ему руку. – Не лезь, блин! Рано! Звякает пряжка расстегнутого ремня. Бурый, не глядя, вешает автомат на ветку, через голову стягивает армейскую куртку. На бледной, не тронутой загаром спине его синеют наколки – купола, ангелы. Эн закрывает глаза и заслоняет лицо рукой. Уголовник тихо смеется, нагибается над девушкой… – Теперь пора! – выдыхает Хал. Они одновременно прыгают на аковца, ломая ветки. Ник, словно куклу, выдергивает из-под него Эн, а Хал двумя руками обхватив рукоять ножа, всаживает его под левую лопатку Бурого. Уголовник кашляет, пытается что-то сказать, но захлебывается – и роняет голову в траву. – Уходим! – цедит Ник, взваливает на плечо бесчувственное тело девушки и ломится через заросли. Хал устремляется следом. Убегая, они слышат позади гнусавый голос Лехи: – Бурый, ну что там? Всё на мази? Глава седьмая Эн приходит в себя минут через пять, когда Ник решает, что с девушкой на плечах он больше уже не сможет сделать ни одного лишнего шага. За это время друзья добегают до обвалившегося моста Миллениум, пролезают под опорами, со стороны болота выходят к заросшему сиренью валу Кремля и прокрадываются на улицу Карла Маркса. Теперь они прячутся в подвале полуразрушенного дома. Здесь сыро, темно, с потолка капает, под ногами чавкает густая грязь. Осклизлые стены покрывает липкий зеленый налет, пахнет водорослями. Устроившись на ржавых бочках, друзья усаживают Эн, подстелив ей куртку, и отдыхают, с тревогой посматривая в сторону узкого проема подвального окна, через которого и заползли в подземелье. Если преследователи вычислят беглецов, найдут их по следам, то уйти из подвала не удастся. |
