Дергает кольцо. Вслепую, на звуки выстрелов, бросает темно-зеленый железный мячик – и валится прямо в ломкие ветви, густо усеянные спелыми стручками.
Взрыв! Свистят осколки. Действуя скорее по наитию, чем осознанно, Ник на четвереньках, обдирая руки, лезет прямо сквозь куст, вскакивает, перехватывает автомат…
На углу главного корпуса училища висит рыжее пыльное облако. В нем колышутся какие-то тени, напоминающие рыб в грязном, запущенном аквариуме. Уже не экономя патроны, забыв обо всех наставлениях подполковника Новикова, Ник начинает стрелять в эти тени, выкрикивая что-то, какие-то злые и грозные слова.
Он не видит и не слышит, как сбоку подбегают Хал и Юсупов и в два ствола поддерживают его, наполнив все пространство впереди смертоносным свинцом.
Поднятая взрывом гранаты пыль как-то очень быстро опадает. Наступает тишина. Ник тупо смотрит на россыпь тусклых гильз у своих ног, потом переводит взгляд туда, откуда стреляли бойцы Аслана. Он видит четыре пятна на припорошенной охряной пылью траве и мелькающую вдалеке, возле ворот, фигурку.
– Один ушел, блин! – как сквозь вату доносится до него голос Хала. – Заложит. Сматываться надо отсюдова, по-бырому…
Убитых они хоронят у забора, с внутренней стороны.
– Всё же они тоже люди, – говорит Эн.
Она помогает Нику и Халу рыть братскую могилу. Юсупов возится с тягачом, гоняя двигатель на разных режимах, проверяя электросистему и ходовую.
Потом, уже в сумерках, мужчины грузят оружие и боеприпасы, а Эн с Камилом, который совершенно не пострадал от пуль аковцев, сидят «на стрёме», чтобы люди Аслана не застали их врасплох. Погрузка занимает несколько часов – двести автоматов сваливают в длинные зеленые ящики, которыми забивают почти весь десантный отсек «маталыги». Две бочки с соляркой, запасной аккумулятор, ремкомплект, канистры с маслом, комплекты обмундирования, обувь, сумки с гранатами, ОЗК – все немаленькое пространство отсека забито, что называется, под завязку.
Хал приносит последний тюк с формой.
– Как ныне сбирает все вещи Олег, – глядя на него, шутит Юсупов.
– Какой Олег, блин? – не понимает Хал. – Меня зовут Дамир.
– Олег конефоб.
– Коне… кто?!
Ник беззвучно трясется от смеха, догадавшись, что послышалось парню.
– Зря вы так, – укоризненно говорит Юсупову Эн.
Хал сбрасывает на землю тюк, набычившись, идет на инженера, сжав кулаки.
– Чё ты сказал, блин? – цедит он сквозь зубы.
Юсупов хватает гаечный ключ на тридцать два, бледнеет.
Ник срывается с места и бежит к ним.
– Стоять, мужики! Перестаньте!
– Пошел ты, – не глядя на него, кидает Хал и кричит Юсупову: – Ну чё, Очки! Зассал смахнуться? Брось ключ!
– Эта… убью, гаденыш! – сипит тот и замахивается.
Эн бросается между ними.
– Не смейте! Нам же всем вместе надо быть, вы что, не понимаете? – в отчаянии она срывается на крик. – Дураки! Камил!
Пес лает, рычит, встопорщив шерсть. Ник отталкивает Хала от Юсупова. Звенит выбитый из руки инженера гаечный ключ.
– Умные вы все, да? – Хал смотрит на свои запыленные ботинки. – Командиры все… А я не командир, блин! Но еще раз кто пошутит, в пятачину заряжу, грести-скрести. Поняли?
И зацепив тюк с формой, он волоком утаскивает его к тягачу.
Ник приносит две последние коробки с лентами для пулемета ПКТ, перебрать и опробовать который так и не дошли руки, вручает их Халу.
– Тяжелые, блин, – распихивая коробки между ящиками, бурчит татарин.
– Тяжело в учении – легко в бою, – невпопад брякает Ник. |