|
– «Если», «а вдруг», «может быть»… Пока не схожу, ничего не узнаем. Сидите и ждите меня. Ну, или Бабая. День, два, три, но не больше. И эта… осторожнее тут. – Пароль надо, – согнав с лица улыбку, говорит Хал. – Да какой пароль, – раздраженно отмахивается Ник. – Вилен, тот, кто придет от тебя, должен встать во-о-он там, возле того дома на Бутлерова, где на стене ржавые ящики… – Это кондиционеры были, – приглядевшись, отмечает Юсупов. – Лады, эта… я все понял. Ну, пока, что ли? – Удачи, Вилен. – Ник пожимает инженеру руку, Эн чмокает его в небритую щеку, Хал салютует сжатым кулаком. Скрипят пыльные доски, и оранжевый плащ Юсупова исчезает в проеме чердачного лаза. ЭнНикогда не думала, что ждать – это такое мучение, особенно когда ждешь человека, от которого зависит очень многое и жизни людей в том числе. Этот Вилен смешной, конечно. Нелепый даже. Плащ этот, велосипед с зонтиком, шлепанцы. По крайней мере, он мне нелепым показался вначале. Когда Хал на него наезжать начал, мне даже жалко стало – взрослый мужик, а отпор дать не может. И разговаривает – словно стесняется чего-то все время. А потом, когда мы тягач начали чинить… ну, не чинить, а пытаться отремонтировать, чтобы он завелся, Вилен оказался самым главным. И мы все его слушались. Я, честно говоря, не верила, что у нас получится. А он знал. И всё по его вышло. Теперь мы – сила. И будем сражаться. Страшно, конечно, но не так, как там, за желтой стеной, где мы тягач и оружие оставили. Там я просто до обморока испугалась – голоса эти, шум. И главное – ведь все эти люди, которых мы слышали, они же, наверное, умерли давно… Жуть. И объяснения никакого нет. Мы, пока сюда шли через весь город, все пытались понять – что это за стена, почему звуки, почему провода танцуют? Ник сказал, что это все наверняка как-то связано с тем, что со всеми нами случилось. Хал больше молчал, он, когда не понимает, всегда молчит или повторяет «сила дурака в молчании». Ну, хоть на это у него ума хватает. А Вилен предположил, что мы столкнулись с каким-то неизвестным физическим явлением вроде электростатического поля, только стабильного во времени и пространстве. Они с Ником заспорили, но я ничего не поняла и молчала вместе с Халом. Спорили, спорили, но так ни до чего и не договорились. Очень надеюсь, что, по крайней мере, поле это безопасно для здоровья. Мне болеть нельзя, потому что я обязательно с мамой должна встретиться. Вернуться домой. Когда наша партизанская война закончится, я поеду в Иркутск. Попрошу Вилена, чтобы он отремонтировал какую-нибудь машину, возьму Камила и поеду. С Камилом мне ничего не страшно. Я всю жизнь мечтала о таком друге – сильном, смелом и надежном. Вот он лежит сейчас рядом со мной, спит вроде, но ушами все время двигает – слушает, что вокруг происходит. И если человек где-то по улице проходит, сразу вскакивает и всем своим видом показывает – тревога! Люди здесь ходят часто. Мы второй день ждем Вилена и Бабая. За это время человек двадцать видели. Один раз группа из пяти человек даже завернула в школу. Мы уже приготовились уйти, но они походили по первому этажу – и ушли. Вообще, тут ночью очень жутко. Все время кажется, что кто-то бродит внизу, по пустым классам, звуки какие-то раздаются оттуда. Но я всегда на Камила смотрю. Если он спокоен, значит, это всего лишь мыши. Или призраки. Призраков я не боюсь. Я боюсь людей. Глава седьмая Бабай приходит утром на третий день ожидания. Приходит один. Хал, дежуривший у чердачного окна, тихонько свистит, привлекая внимание спящих Ника и Эн. Камил вскакивает, стуча когтями, подбегает к дозорному и высовывает лохматую морду в окно. Неизвестно, что он там видит, но неожиданно начинает махать хвостом и вываливает язык, словно бы улыбаясь. |
