|
В профиль он был похож на большую поседевшую морскую свинку. -- Очень рад,-- сказал Ганин.-- Когда же вы едете? Но Алферов не дал старику ответить и продолжал, дергая по привычке шеей, тощей, в золотистых волосках, с крупным прыгающим кадыком. -- Я советую вам здесь остаться. Чем тут плохо? Это, так сказать, прямая линия. Франция скорее зигзаг, а Россия наша, та -- просто загогулина. Мне очень нравится здесь: и работать можно, и по улицам ходить приятно. Математически доказываю вам. что если уж где-нибудь жительствовать... -- Но я же говорю вам,-- мягко прервал Подтягин,-- горы бумаг, гроба картонные, папки, папки без конца! Полки под ними так и ломятся. И полицейский чиновник, пока отыскал мою фамилию, чуть не подох от натуги. Вы вообще не можете себе и представить (при словах "и представить" Подтягин тяжело и жалобно повел головой), сколько человеку нужно перестрадать, чтобы получить право на выезд отсюда. Одних бланков сколько я заполнил. Сегодня уж думал -- стукнут мне выездную визу... Куда там... Послали сниматься, а карточки только вечером будут готовы. -- Очень все правильно,-- закивал Алферов,-- так и должно быть в порядочной стране. Тут вам не российский кавардак. Вы обратили внимание, например, что на парадных дверях написано? "Только для господ". Это знаменательно. Вообще говоря, разницу между, скажем, нашей страной и этой можно так выразить: вообразите сперва кривую, и на ней... Ганин, не слушая дальше, обратился к Кларе, сидевшей против него. -- Меня вчера просила Людмила Борисовна вам передать, чтобы вы ей позвонили, как только вернетесь со службы. Это насчет кинематографа, кажется. Клара растерянно подумала: "как он это так просто говорит о ней... Ведь он знает, что я знаю..." Она спросила ради приличия: -- Ах, вы ее вчера видели? Ганин удивленно двинул бровями и продолжал есть. -- Я не совсем понимаю вашу геометрию,-- тихо говорил Подтягин, осторожно счищая ножиком хлебные крошки себе в ладонь. Как большинство стареющих поэтов, он был склонен к простой человеческой логике. -- Да как же, это так ясно,-- взволновался Алферов,-- вообразите.. -- Не понимаю,-- твердо повторил Подтягин и, откинув слегка голову, всыпал собранные крошки себе в рот. Алферов быстро развел руками, сшиб стакан Ганина. -- Ах, извините!.. -- Пустой,-- сказал Ганин. -- Вы не математик, Антон Сергеич,-- суетливо продолжал Алферов.-- А я на числах, как на качелях, всю жизнь прокачался. Бывало, говорил жене: раз я математик, ты мать-и-мачеха... Горноцветов и Колин залились тонким смехом. |
