- Машины больше нет, а значит, мы имеем право строить свою жизнь по собственному усмотрению! - сказал Мартиндейл.
- Думаете, имеем? - усомнилась танцовщица.
- А это не против правил? - осведомился полицейский, листая черную книжицу.
- Мы должны сами управлять своими судьбами, - заявил Мартиндейл. - И я собираюсь начать прямо сейчас.
- Молодец, - сказал дровосек - Только сначала закрой ширинку.
Мартиндейл молниеносно и смущенно застегнул «молнию», заметив при этом, что танцовщица сделала вид, будто ничего не замечает. Мартиндейл
сделал вид, что не замечает ее притворства.
Глава 4
ПОЛИЦЕЙСКИЙ, ТАНЦОВЩИЦА И...
Полицейский, танцовщица, и фермер, и дровосек, и ковбой, и Мартиндейл мирно жили все вместе в месте, похожем на Швейцарию в погожий
весенний денек.
Поскольку они сами творили свою историю, у них не возникало никаких конфликтов. Танцовщица с удовольствием делила себя между мужчинами. Все
мужчины с удовольствием принимали такой порядок вещей.
Так как машина испарилась, определенная приверженность к логике, и так уже поруганной, удерживала ее от мгновенного возвращения в рассказ.
Поэтому машина отправила себя в ссылку, где ей ужасно не нравилось. Она решила сквитаться с персонажами, по вине которых здесь томилась. Сидя в
местах не столь отдаленных и придуманных ею самой, машина рассмотрела проблему с разных точек зрения и наслала на персонажей десятидневный
беспробудный ливень. Никто не умеет ненавидеть так сильно, как машина.
- Зачем ты это вытворяешь? - спросил как-то раз Мартиндейл машину, не успевшую улизнуть в подполье.
- Потому что в рассказе нет никакого конфликта, - сказала машина.
- Дай нам немного времени. Мы придумаем какой-нибудь конфликт.
- Я помогу вам, - пообещала машина с беспечной ухмылкой, не предвещавшей ничего хорошего.
Ливень прошел. Вместо него машина наслала племя монгольских кочевников, чтобы те вторглись в гористую декорацию, где Мартиндейл и иже с ним
жили в веселом распутстве. Монголы наводнили окрестности, оставляя за собой сплошную мерзость запустения. Захватчики не были личностями. Вернее,
каждый из них был одной и той же личностью. Суровой и грозной. Все они выглядели и разговаривали в точности как Энтони Куинн <Американский
актер, игравший во многих фильмах, в том числе и в картине «Грек Зорба».>.
В своих лагерях эти свирепоглазые коротконогие кочевники наплодили кучу жирных желтолицых детишек с помощью косоглазых девиц с черными и
жирными волосами, небрежно завязанными в конские хвосты. Но это еще не все.
Все это еще происходило в юртах, разбросанных по бесконечной и неописанной равнине. Тут машина впервые раскаялась в том, что выбрала
героями монгольских кочевников, но теперь она могла от них избавиться, лишь накопив солидный заряд энергии. А накопить ее было непросто. Даже в
жизни машины бывают периоды упадка энергии. Вернее сказать, особенно в жизни машины. И именно в таком состоянии пребывала нынче машина
Шехерезада. В плену у грез. В мечтательной неге. Искорки света на бархатистой черной поверхности. И женский голос, призывно-манящий. Да, машина
Шехерезада размышляла, в частности, и о подобных материях.
Даже машине было ясно, что рассказ застопорило. |