Изменить размер шрифта - +

     - Машины больше нет, а значит, мы имеем право строить свою жизнь по собственному усмотрению! - сказал Мартиндейл.
     - Думаете, имеем? - усомнилась танцовщица.
     - А это не против правил? - осведомился полицейский, листая черную книжицу.
     - Мы должны сами управлять своими судьбами, - заявил Мартиндейл. - И я собираюсь начать прямо сейчас.
     - Молодец, - сказал дровосек - Только сначала закрой ширинку.
     Мартиндейл молниеносно и смущенно застегнул «молнию», заметив при этом, что танцовщица сделала вид, будто ничего не замечает. Мартиндейл

сделал вид, что не замечает ее притворства.

Глава 4

ПОЛИЦЕЙСКИЙ, ТАНЦОВЩИЦА И...

     Полицейский, танцовщица, и фермер, и дровосек, и ковбой, и Мартиндейл мирно жили все вместе в месте, похожем на Швейцарию в погожий

весенний денек.
     Поскольку они сами творили свою историю, у них не возникало никаких конфликтов. Танцовщица с удовольствием делила себя между мужчинами. Все

мужчины с удовольствием принимали такой порядок вещей.
     Так как машина испарилась, определенная приверженность к логике, и так уже поруганной, удерживала ее от мгновенного возвращения в рассказ.

Поэтому машина отправила себя в ссылку, где ей ужасно не нравилось. Она решила сквитаться с персонажами, по вине которых здесь томилась. Сидя в

местах не столь отдаленных и придуманных ею самой, машина рассмотрела проблему с разных точек зрения и наслала на персонажей десятидневный

беспробудный ливень. Никто не умеет ненавидеть так сильно, как машина.
     - Зачем ты это вытворяешь? - спросил как-то раз Мартиндейл машину, не успевшую улизнуть в подполье.
     - Потому что в рассказе нет никакого конфликта, - сказала машина.
     - Дай нам немного времени. Мы придумаем какой-нибудь конфликт.
     - Я помогу вам, - пообещала машина с беспечной ухмылкой, не предвещавшей ничего хорошего.
     Ливень прошел. Вместо него машина наслала племя монгольских кочевников, чтобы те вторглись в гористую декорацию, где Мартиндейл и иже с ним

жили в веселом распутстве. Монголы наводнили окрестности, оставляя за собой сплошную мерзость запустения. Захватчики не были личностями. Вернее,

каждый из них был одной и той же личностью. Суровой и грозной. Все они выглядели и разговаривали в точности как Энтони Куинн <Американский

актер, игравший во многих фильмах, в том числе и в картине «Грек Зорба».>.
     В своих лагерях эти свирепоглазые коротконогие кочевники наплодили кучу жирных желтолицых детишек с помощью косоглазых девиц с черными и

жирными волосами, небрежно завязанными в конские хвосты. Но это еще не все.
     Все это еще происходило в юртах, разбросанных по бесконечной и неописанной равнине. Тут машина впервые раскаялась в том, что выбрала

героями монгольских кочевников, но теперь она могла от них избавиться, лишь накопив солидный заряд энергии. А накопить ее было непросто. Даже в

жизни машины бывают периоды упадка энергии. Вернее сказать, особенно в жизни машины. И именно в таком состоянии пребывала нынче машина

Шехерезада. В плену у грез. В мечтательной неге. Искорки света на бархатистой черной поверхности. И женский голос, призывно-манящий. Да, машина

Шехерезада размышляла, в частности, и о подобных материях.
     Даже машине было ясно, что рассказ застопорило.
Быстрый переход