А потом, в темноте, я вдруг увидел пару горящих зеленых глаз. Кошачьих глаз. Зевс снова увязался за нами.

Девчонки отплясывали вокруг большой тыквы все быстрее и быстрее, напевая тоненькими голосками:

— «Оживи»? Вы что, издеваетесь? — крикнул я.

Они засмеялись.

— Где вы научились этой песенке? — спросил я.

— Сами сочинили, балда, — ответила Долли.

— Да, мы все время сочиняем песенки, — добавила Дэйл. — Почему бы тебе не поплясать с нами, Девин? Разве не классно танцевать в такой темноте?

— Ничего классного, — сказал я. — От слова совсем. Пойдемте домой. Холодно становится.

— Вовсе не холодно.

Ну вот, видели? Им как об стенку горох.

— Хватит петь! — гаркнул я. От их дурацкой песенки меня мороз продирал по коже. Меня трясло. Действительно трясло.

Слушайте, я же городской парень. Я рос в Нью-Йорке. В смысле, первые семь лет жизни. Пока мы не переехали в Дэйтон, штат Огайо. Фермерство не по мне.

Я до сих пор не мог поверить, что папа снял в аренду эту треклятую тыквоферму. Но он в прошлом году лишился работы. И чего только не перепробовал за последнее время, пытаясь найти способ заработать деньги.

Так что я стараюсь не жаловаться. Разве что напоминаю ему, как сильно ненавижу это место — раз так по пять-десять на дню.

Сильный порыв ветра пронесся над полем. Деревья, росшие вдоль забора, сгибались и страшно стонали. Тыквенные листья шелестели у моих ног.

— Я… я в дом, — сказал я близняшкам. — Вы со мной?

Ответа я ждать не стал. Повернулся и рысцой припустил к дому, перепрыгивая через длинные тыквенные плети.

— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!

Я споткнулся о плеть.

Ухватиться было не за что. Остановить падение я не мог.

Падая, я успел заметить пару горящих кошачьих глаз, неотрывно наблюдающих за мною.

Грохнулся я знатно и звучно. Головой приложился обо что-то твердое. О тыкву? О камень?

От колен все тело прострелила резкая боль.

Все окутала чернота. Чернее ночного неба.

Мало-помалу я оклемался. С немалым трудом открыл глаза. В голове резвилась боль. Я чувствовал, как кровь стучит в висках.

— О-о-о-о-о-ох, — простонал я. Мотнул головой, пытаясь отделаться от боли.

— Ты в порядке?

— Девин, ты не ушибся?

Надо мной склонились сестренки, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

— Нет. Не в порядке, — ответил я. Я подал им руки, и они помогли мне сесть.

— А в чем дело? — спросила Долли.

— Вы что, не видели, что случилось?! — воскликнул я.

Они покачали головами.

— Ты споткнулся? — спросила Дэйл.

— Нет, — сказал я. — Разве вы не видели, как эта плеть двигалась? Вот та, — показал я. — Она двигалась. Она меня подсекла. Честное слово. Я видел, как она двигалась!

2

Девочки только посмеялись над этим. Они решили, что я шучу, но мне было не до шуток.

Вглядываясь в темноту, я готов был поклясться, что видел, как плети ползают по полю, извиваются, сплетаясь и расплетаясь, вытягиваются и скользят по земле.

Я поднялся на ноги и потер лоб. Там, где я ударился, вскочила шишка. Крови не было. Но я точно заработал пренеприятный синяк.

Холодный ветер приятно освежил разгоряченное лицо. Если не брать в расчет хлопающие листья, на тыквенном поле царила тишина.