Мощный порыв ледяного ветра тут же оттолкнул меня назад. Но я припустил вдоль стены дома, вглядываясь в темноту в поисках тыквы-фонаря.

Нет. Ничего не было.

Ничего не было в моей комнате. Ничего не было во дворе. Но ведь я себе это не вообразил. Не мог я такое вообразить.

Я потер шишку на лбу. Болит, зараза.

Неужели от удара у меня начались глюки?

Галлюцинации. Это более подходящее слово.

— Есть здесь кто? — позвал я. В удушливом ночном воздухе голос мой прозвучал как-то глухо и сдавленно.

Тишина. Только шелестели тыквенные листья. И шуршали… шуршали… шуршали… шуршали длинные плети, ползущие по мягкой земле.

Нет. Постойте-ка.

Почему они издают такой звук? Это ведь ненормально, не так ли?

Обхватив себя руками, чтобы согреться, я оторвался от стены и сделал несколько шагов вперед. Я вышел из квадрата света, падавшего из окна моей спальни, и двинулся к тыквенному полю.

Через некоторое время мои глаза привыкли к темноте. Стояла такая темень, что я не мог различить, где кончается небо и начинается земля.

И тем не менее, по мере своего приближения, я все отчетливее слышал шорох скользящих по земле плетей. Да. Я слышал, как они вытягиваются… вытягиваются…

Плети двигались. Их было видимо-невидимо.

И все они ползли к дому, волоча за собою тыквы.

Я вдруг понял, что стою не дыша. Все это время я сдерживал дыхание. Я протяжно и шумно выдохнул. Воздух вырвался изо рта облаком пара.

И когда пар растаял, я обратил внимание на некоторые из тыкв. Огромные, круглые, из тех, что находились ко мне ближе всего.

Я охнул, увидев, что они двигаются. Их бока вздымались и опадали. Едва заметно. Но я видел.

Вздымались, опадали.

Они дышали.

Тыквы дышали.

— Не-е-е-е-ет, — сдавленно простонал я. От страха меня всего затрясло.

Я повернулся и бросился бежать. Кроссовки скользили по грязи, когда я мчался обратно под защиту дома. Я ворвался в дом, пронесся по коридору и влетел в родительскую спальню.

Знаю, знаю. Сперва следовало постучаться. Но я был слишком напуган, чтобы помнить о приличиях. Так что я просто опустил плечо и протаранил дверь.

Родители крепко спали под одеялом.

— Мам! Пап! — я подлетел к кровати и принялся их трясти.

— А? Что? — ошалело заморгала глазами мама.

— Девин? Что стряслось? — Папин голос был сиплым со сна.

— Там… Плети… — выдавил я. Я так запыхался, что едва мог говорить. — Они растут. Они шевелятся. Я видел их. Вы должны мне поверить. Плети ползут как змеи. Ползут к дому. А тыквы… я видел, как они дышали!

— Да, я в курсе, — сказал папа, оторвав голову от подушки. — Я как раз собирался тебе сказать.

4

— Что? — с колотящимся сердцем я уставился на отца.

— А еще, Девин, — продолжал папа, — у нас работают обезьяны, за кокосы и бананы они тыквы стерегут…

Мама с папой дружно расхохотались.

Я стоял, как дурак, с отвисшей челюстью. И ждал, когда они отсмеются.

— Э… это значит, вы мне не поверили?

На это они снова захохотали.

— Нет, мы тебе не поверили, — сказала мама. Она взяла меня за руку. Рука у нее была очень теплая. У меня же — ледяная. — Мы не верим, что плети ползают, а тыквы дышат. Мы знаем, малыш, тебе здесь не по душе.