Немного ошиблась: распространение нового знания произошло безотлагательно.

– А пентаграмма где? – поинтересовался дядя Боря Трошин.

Голос у него один в один, как у харизматичного персонажа актера Булдакова из «Особенностей национальной охоты» – громкий и благодушный, но с отчетливыми командирскими нотками. Его крайне трудно игнорировать, даже когда дядя Боря произносит невинное «здрасьте» – так и хочется вытянуться во фрунт и гаркнуть в ответ: «Здравия желаю, товарищ генерал!» А уж такой неожиданный вопрос, как «Где пентаграмма?», озвученный генеральским голосом, и вовсе невозможно пропустить мимо ушей.

– Какая пентаграмма? – Я разлепила ресницы и похлопала ими в недоумении.

– Пятиконечная, думаю, – сонно пробормотал Колян и ограничился этой банальностью.

У моего любимого мужа на редкость крепкие нервы. Собственно, благодаря этому мы с ним прекрасно уживаемся.

Лично мне невозмутимости природа выделила сущий минимум, а вот любопытства – неисчерпаемый запас. Поэтому я все-таки встала, приблизилась к окну и, привычно задрапировавшись занавеской, устремила пытливый взор на сцену двора.

Пентаграммы там действительно не хватало.

С ней превосходно сочетались бы трупики черных птиц – не то ворон, не то грачей, а может, галок, не знаю, я ни разу не орнитолог. Бездыханные, с окровавленными клювами, они были живописно разбросаны на асфальте, усеянном красными пятнами. Герасим, стеная, метлой сгребал их в кучку, заодно украшая двор волнистыми линиями и руническими знаками.

Смотрелось весьма эффектно.

Я поняла, что Маринке действительно пора начинать искать нового дворника, этот с нами точно не останется. Не в том смысле, что он разделит участь дохлых птичек, а при первой возможности переведется на другой, более спокойный участок.

Эх, не надо было деньги на него сдавать, зря я потратилась, теперь уже никакой подарок не поможет – уйдет Герасим. Канет в Лету, как Му-му в Москву-реку.

– Люди, вы звери! – продолжив, сам того не зная, тему литературной классики, простонал из своего окна Барабанов.

Для человека, который очень любит поспать, он выбрал неподходящую профессию: Лешка таксист, домой возвращается поздно ночью и обычно в тихие предрассветные часы усиленно давит ухом подушку.

– То скандал за скандалом, и Золотухин, бедняга, дал дуба! То твари мелкие буянили, а бабка их урезонивала! То теперь дворник акынские песни поет! – Лёшка страдальчески напел: – Черный дво-орник… Что ж ты вье-ошься… Над моим родным дворо-о-о-ом…

– А талантливо, да? – кивнул на певца дядя Боря, встретившись со мной взглядом. – Немного мрачно, я бы сказал…

– Это ему дохлые птицы навеяли, – объяснила я.

– Уже убираю их, – неприязненно сообщил снизу Герасим.

Брезгливо кривясь и отворачиваясь, он побросал птичьи тушки в черный мешок для мусора и отнес его в контейнер.

– То есть демонов вызывать сегодня не будем, – с легким огорчением резюмировал дядя Боря, окончательно закрывая тему отсутствующей пентаграммы.

– Да были уже и демоны, и ведьмы, – со вздохом сообщила, белым призраком нарисовавшись между двумя цветущими геранями на своем подоконнике, Татьяна Васильевна. – В четвертой квартире молодежь чей-то день рождения отмечала, вы разве не слышали? Ах да, у вас же окна на парк, а у них на улицу. Зато мы с Алексеем в полной мере насладились концертом…

– Давайте потом поделимся впечатлениями, пожалуйста? – раздраженно попросил упомянутый Алексей. – А сейчас еще немножко поспим в тишине! – И, припечатывая сказанное, он с громким стуком закрыл свое окно.