– Ну! Причем не одноразовые – тонкие, а серьезные такие, типа, для мытья посуды. Резиновые, розовые. – Она хихикнула. – Я сначала, когда руку его увидела, подумала, что он инвалид с протезом. Ну, неестественно розовая рука, гладкая и без ногтей! А он в перчатках, надо же. – Она покачала головой, продолжая удивляться. – Вот это я понимаю, человек боится что-то нарушить, перестраховывается! А наше начальство в управлении вовсе страх потеряло: выходные зажимают, отпуск вовсе не дают, зарплату задерживают и урезают, вот кого проверять надо!.. Граждане, граждане, не забываем оплачивать проезд!

Она вскочила и поспешила навстречу группе новых пассажиров, вошедших на остановке.

– Ой, мы же тут выходим! – спохватилась я.

Мы едва успели протиснуться в закрывающиеся двери.

Глядя вслед удаляющемуся трамваю, я занесла в «Заметки» на смартфоне его бортовой номер и – пока не забыла – фамилию кондукторши: Дубова. Она была написана на карточке, вложенной в прозрачный кармашек ее служебной сумки.

– Значит, мы правильно догадались: убийца Дорохова действительно уехал в трамвае под видом бомжа, – радовалась Ирка, пока мы шагали через парк к моему дому.

– Это мог быть и какой-то другой бомж, – справедливости ради заметила я.

– Ха, стал бы другой бомж в такую жару перчатки и маску надевать! Нет, это точно наш убийца. Под маской он спрятал ту часть морды, которую не скрывала борода, а перчатки натянул, чтобы пальчиками не наследить!

– Мы не спросили, какой у него был багаж, – вспомнила я.

– Полиция спросит, – успокоила меня подруга. – Звони Сереге, обрадуй его. Мы ему свидетеля нашли, надо же, как повезло, удачно мы зашли…

– Я бы так не сказала, – пробормотала я, поскольку мы как раз свернули в наш двор – и не особо удачно: под псевдодеревом стояла, скрестив на груди руки, Лосева.

– Вы двое! – При виде нас она расплела верхние конечности и вытянула правую руку, устремив на нас указательный палец. – От вас одни неприятности!

– Не одни, – возразила я, подходя ближе.

– От нас много разных неприятностей, – по-своему поддакнула Ирка.

Маринка, не опуская руки, повернула корпус, как танк – башню, и наставила указующий перст на джип:

– Живо уберите это, а то «Скорая» к подъезду не проедет!

– «Скорая»? К кому? – встревожилась я.

– К Татьяне Васильевне, у нее снова приступ случился – давление, – устало объяснила управдомша. – Хорошо, Ольга как раз приехала мать навестить, она и вызвала. Теперь точно увезет тетю Таню к себе в прерии.

Ольга – единственная дочь нашей старой соседки-учительницы, они с мужем живут в собственном доме в коттеджном поселке далеко за городом, на каком-то полукурортном хуторе. «Там свежий воздух, простор, тишина – как на кладбище», – говорит по секрету от дочери Татьяна Васильевна, которая упорно не хочет «выпиливаться» из активной жизни в городе. А Ольга в прошлый раз, когда у ее несговорчивой матушки случился приступ, громогласно и публично заявила: «Запомни, мама: свалишься снова – сюда уже не вернешься, из больнички поедешь прямиком к нам на хутор как миленькая!».

Эту угрозу весь двор слышал. Неудивительно, что сейчас соседи на балконы высыпали и в окна свесились – провожать Татьяну Васильевну практически в последний путь.

Ирка переставила свою машину, вернулась к нам с Маринкой, и тут же во двор заехала «Скорая». Мы постояли и подождали – всего минут через пять из подъезда под белы руки вывели Татьяну Васильевну.