– Возможно, – смилостивился я, – вы не в силах раздобыть столько денег сразу. В таком случае Вулф согласен довольствоваться чеком, вы можете
выписать его на другой стороне записки, которую он послал вам. Ручка в кармане моего жилета. Мне кажется, у Вулфа достаточно умеренные запросы.
– Я не такой кретин, – резко сказал он.
– А кто обвинял вас в этом? – Я был язвителен и настойчив и, похоже, дал ему отдышаться. – Пораскиньте своим умом, вот и все. Либо мы загнали
вас в угол, либо нет. Если нет, тогда что вы делаете здесь? Если да, такой пустяк, как подпись на чеке, не будет вам в тягость. Вулф вовсе не
собирается разорять вас. Вот вам ручка.
Я по прежнему надеялся, что позволил ему прийти в себя. Это читалось по его глазам и по тому, как он расслабился. Если бы у меня были свободны
руки и я сам мог достать ручку, снять колпачок и вложить ее ему в пальцы, я бы заставил его выписать чек и подписаться, не позволяя ему
доставать ручку из моего кармана. Но, разумеется, если бы у меня были свободны руки, я бы не тревожился о ручке и чеке.
Но добыча ускользнула от меня. Он покачал головой, и его плечи напряглись. Ненависть, которая переполняла его глаза, сквозила и в голосе, когда
он ответил мне:
– Вы сказали двадцать четыре часа. Это оставляет мне время до завтра. Мне нужно все обдумать. Скажите Ниро Вулфу, что я дам ему знать о своем
решении.
Мой собеседник подошел к двери и толкнул ее. Он перешагнул порог, прикрыл дверь, и я слышал его шаги по лестнице; но он не захватил свою шляпу и
плащ, и я чуть не свихнулся, пытаясь придумать что нибудь. Я недалеко продвинулся в этом занятии, когда снова услышал на лестнице приближающиеся
шаги, и они – теперь уже втроем вошли в комнату.
Мой противник обратился к Худому:
– Сколько времени на твоих часах?
Худой посмотрел на свое запястье.
– Десять тридцать две.
– В половине одиннадцатого отвяжите ему левую руку. Оставьте его в таком положении и уходите. Ему понадобится минут пять или больше, чтобы
высвободить другую руку и ноги. У тебя есть возражения?
– Нет. И у него не будет поводов для недовольства нами.
Убийца достал из кармана пачку денег, испытывая некоторые затруднения из за перчаток, отобрал две бумажки по двадцать долларов, подошел к столу
и обтер их с обеих сторон своим носовым платком.
Потом протянул их Худому.
– Я уже заплатил обусловленную сумму, как вам известно. Это прибавка за то, чтобы вы не оказались слишком нетерпеливыми и не ушли раньше
половины одиннадцатого.
– Не бери их! – резко крикнул я.
Худой обернулся, держа деньги в руках.
– В чем дело на них микробы?
– Нет, но это жалкие гроши, простофиля! Он должен тебе не меньше десяти тысяч!
– Чушь! – презрительно сказал убийца и подошел к кровати, чтобы взять плащ и шляпу.
– Отдай мне мою двадцатку! – попросил Н. Б.
Худой стоял, наклонив голову и глядя на меня. У него было не слишком заинтересованное выражение лица, скорее скептическое, и я понял, что оно
значит больше, чем мои слова. Когда убийца взялся за плащ и шляпу и повернулся к двери, я с усилием наклонился влево и встал. У меня не было
никаких соображений относительно того, как преодолеть расстояние, отделявшее меня от двери. Стул помешал бы мне перекатываться по полу, я не мог
ползти, помогая себе руками, и даже предпринять попытки подпрыгнуть. Но я встал, потратив на это не слишком много времени, упал на правый бок,
плотно придвинув стул к двери еще до того, как кто либо из них успел спохватиться и кинуться ко мне. |