– И вы всерьез считаете, – с чувством запротестовала Бану, – будто военно политическое господство сделает меня счастливой? – спросила танша, просто чтобы хоть что то противопоставить в споре.

Ведь, как ни посмотри, Дайхатт во всем прав.

– Я правильно вас понял? Вы хотите сказать, что ничего, кроме этого господства, нам не светит? Что сейчас, как и тогда, в ночь, за которую извиняться стоило не мне, а вам, у вас не сводит огнем внутренности?

– Какое это имеет значение? – Бансабира попыталась вырваться.

Аймар вообще не потрудился отвечать: притягивая женщину, сделал шаг навстречу, обхватил могучими руками, выбивая из легких воздух, немедля, прошелся языком по губам и скользнул внутрь.

И тут же получил толчок ладонями в грудь.

– В моей жизни уже был человек, который добивался от меня, чего хотел, подобным способом, – поведала Бансабира, отступая. – И сейчас мы страшные враги. Если вы пришли за этим, уходите.

– Тану…

– Я не могу запретить вам сопровождать меня, но выгнать из своего шатра вполне в состоянии, – пригвоздила Бану.

Вот оно что… Дайхатт по привычке прошелся языком по зубам, не размыкая губ, будто счищая остатки вкусной еды. Отступил от женщины на полшага, ощупал взором с головы до пят.

– А вы та еще дрянь.

– Стараюсь.

Повисло напряженное молчание.

– Если надумаете подтвердить свое предложение, пришлите гонцов, когда закончите с бардами, – решила, наконец, Бансабира.

Перспектива, видимо, показалась Аймару настолько мрачной, что он достал из за пояса, со стороны спины, кинжал. Бану рефлекторно сделала шаг назад, молниеносно обнажив из за рукава узкий клинок ласбарнской работы. Но, как выяснилось, Дайхатт вытащил оружие невысвобожденным и протягивал сейчас рукоятью вперед.

– Я пришел, чтобы сказать, что еще до рассвета отправлюсь в свои земли. Поэтому, прощаясь, попрошу подумать в последний раз. Не дать мне ответ, а подумать, – тут же уточнил тан. Потянулся к Бансабире, сокращая расстояние меж ними, взял за руку и вложил в ладонь кинжал в ножнах.

– Кинжал сделан из особого вида черной стали, которым дом Дайхатт славен на всю страну и даже соседние континенты. Вероятно, вы знаете, как тщательно мы оберегаем секрет изготовления нашего оружия, перенятый из старинных техник Мирассийской империи, и знаете, как высоко оно ценится. Этот я хочу отдать вам, – он оголил клинок почти на два дюйма. Сталь блеснула темным, почти до синевы черным огнем в отблеске одинокой лампады на столе, и тут же померкла, снова укрытая в ножнах.

– Как вы там говорили на острове? – продолжил мужчина, не сводя с Бану напряженного взгляда. – Да направит ваши руки и ум Великая Мать Сумерек.

Не давая женщине ответить, Дайхатт повернулся спиной, с достоинством расправив плечи, будто нарочно подставляясь под удар. Вздернул голову – одернул полог и исчез в темноте ночи. Бансабира запоздало выглянула на улицу, но часть лагеря, которую составляли поданные Черного дома, уже собралась и ждала команды выдвигаться. Дайхатт накинул поданный Атти плащ, оперся на луку и взлетел в седло. Атти перевел глаза на таншу и вежливо кивнул с полными намека глазами.

Когда раздался топот, Бансабира склонила голову и едва слышно, в полголоса, выдохнула:

– Пусть.

* * *

Расставшись с Дайхаттом, Бансабира на следующем выходе с бивака сделала движение головой, призывая Гистаспа занять место во главе колонны. Тот к вопиющему изумлению танши заявил, что и в арьергарде ему хорошо живется. Бансабира посмотрела так строго, что тот прижух, явно уловив во взгляде интонацию: «Что за бред?!».

* * *

За ужином четверного дня Бансабира сидела у костра среди своих, болтая на разные темы, которые подавали ребята.