|
Потом он серьезно сказал: -- Нет еще. -- Говор у вас как будто не русский! -- объяснила мать, улыбаясь, поняв его шутку. -- Он -- лучше русского! -- весело кивнув головой, сказал гость. -- Я хохол, из города Канева. -- А давно здесь? -- В городе жил около года, а теперь перешел к вам на фабрику, месяц тому назад. Здесь людей хороших нашел, -- сына вашего и других. Здесь -- поживу! -- говорил он, дергая усы. Он ей нравился, и, повинуясь желанию заплатить ему чем-нибудь за его слова о сыне, она предложила: -- Может, чайку выпьете? -- Что же я один угощаться буду? -- ответил он, подняв плечи. -- Вот уже когда все соберутся, вы и почествуйте... Он напомнил ей об ее страхе. "Кабы все такие были!" -- горячо пожелала она. Снова раздались шаги в сенях, дверь торопливо отворилась -- мать снова встала. Но, к ее удивлению, в кухню вошла девушка небольшого роста, с простым лицом крестьянки и толстой косой светлых волос. Она тихо спросила: -- Не опоздала я? -- Да нет же! -- ответил хохол, выглядывая из комнаты. -- Пешком? -- Конечно! Вы -- мать Павла Михайловича? Здравствуйте! Меня зовут -- Наташа... -- А по батюшке? -- спросила мать. -- Васильевна. А вас? -- Пелагея Ниловна. -- Ну вот мы и знакомы... -- Да! -- сказала мать, легко вздохнув и с улыбкой рассматривая девушку. Хохол помогал ей раздеваться и спрашивал: -- Холодно? -- В поле -- очень! Ветер... Голос у нее был сочный, ясный, рот маленький, пухлый, и вся она была круглая, свежая. Раздевшись, она крепко потерла румяные щеки маленькими, красными от холода руками и быстро прошла в комнату, звучно топая по полу каблуками ботинок. "Без галош ходит!" -- мелькнуло в голове матери. -- Да-а, -- протянула девушка, вздрагивая. -- Иззябла я... ух как! -- А вот я вам сейчас самоварчик согрею! -- заторопилась мать, уходя в кухню. -- Сейчас... Ей показалось, что она давно знает эту девушку и любит ее хорошей, жалостливой любовью матери. Улыбаясь, она прислушивалась к разговору в комнате. -- Вы что скучный, Находка? -- спрашивала девушка. -- А -- так, -- негромко ответил хохол. -- У вдовы глаза хорошие, мне и подумалось, что, может, у матери моей такие же? Я, знаете, о матери часто думаю, и все мне кажется, что она жива. -- Вы говорили -- умерла? -- То -- приемная умерла. А я -- о родной. Кажется мне, что она где-нибудь в Киеве милостыню собирает. И водку пьет. А пьяную ее полицейские по щекам бьют. "Ах ты, сердечный!" -- подумала мать и вздохнула. Наташа заговорила что-то быстро, горячо и негромко. |
