– Разве отец тебя так просто отпустит?

Рафи поморщился. Ему напомнили, что он здесь всего лишь пленник и должник. Он не ожидал таких слов от Мигеля, и потому они были вдвойне неприятны.

Он приблизился вплотную к юноше и схватил его за руку так, что тот ойкнул.

– Послушай меня внимательно. Коррида и смерть – понятия неразделимые. Это не игрушки. Если ты хочешь просто нравиться девушкам, для этого есть более простые и безопасные способы. Матадор должен нести смерть и уметь ее принимать. Там, – Рафи кивнул в сторону загона, где хрипло мычал бык, – одного из вас ждет смерть. И ее нельзя избежать. Она уже там, в самом центре арены, и не собирается уходить с пустыми руками… Так будет всегда. Смерть всегда будет рядом с тобой, как только ты окажешься на арене. Будешь ты готов или нет – неважно. Ей это безразлично. В этом круге она собирает свой урожай. И тот, кто в него входит, принимает правила этой игры… Это ее территория. Так при чем здесь твой отец? Он что, сможет договориться и со смертью? Ты сам захотел пойти по этой дороге. Тебя никто не заставлял брать в руки мулету. Так какого черта ты вспомнил про своего папочку? Думаешь, он тебе будет сопли мулетой вытирать?

Рафи нарочно говорил грубо. Он должен был наставить Мигеля проявить себя. Все, что было в Мигеле плохого и хорошего, должно было показаться сейчас, все без утайки, во всей своей полноте. Причем понять это должны не только окружающие, но прежде всего сам Мигель. Сегодня должны были разрушиться все его иллюзии. Сегодня он должен был узнать себе цену и поверить в нее. Поэтому Рафи не стеснялся в выражениях.

– Ну? – сурово спросил он. – Ты готов?

– Готов, – нехотя ответил Мигель.

– Помни все, что я тебе говорил. Будь осторожен. И я очень тебя прошу… Никогда не прикрывайся больше своим отцом. На арене он тебе ничем не сможет помочь. Поэтому не надейся на него.

– Я понял, – сказал Мигель. – Извини меня. Я действительно говорил, как избалованный ребенок. Хотя… Знаешь, мне кажется, что я и есть избалованный ребенок, играющий в игры, смысла которых не понимает.

– Хорошо, что ты это понял сейчас… Очень хорошо. Это сохранит тебе жизнь. Ладно, иди… Бык уже заждался тебя.

Мигель зашел за ограду загона.

Рафи подошел вплотную к низкому ограждению, держа наготове капоте. Рядом встал дон Мануэль.

– И все‑таки мне кажется, что это была плохая идея, – сказал он.

– Скажи своим людям, чтобы встали с разных сторон загона и не шумели. Мне нужна тишина. И не бойся. В конце концов, твой сын – мужчина.

– Тебе легко говорить… – проворчал хозяин фермы.

Рафи услышал, как Мигель тонко крикнул:

– Торо! Хью! Хью!

Бык не заставил себя уговаривать. Он бросился решительно, будто хотел одним ударом покончить со странным человеком, дразнившим его.

Рафи обратился в слух. Он почти не дышал, чтобы не упустить ни одной, даже самой незначительной детали боя. Он понимал, что от него сейчас зависит очень многое. Жизнь юноши по имени Мигель.

Несмотря на его предупреждение, рабочие, стоявшие вокруг загона, после первой же удачной вероники начали бурно выражать свои эмоции. Им казалось, что они делают доброе дело, подбадривая громкими криками сына их хозяина.

Рафи стиснул зубы. Дураки. Они не понимают, что оказывают ему медвежью услугу. Он толкнул в бок хозяина.

– Скажи, чтобы они заткнулись.

Дон Мануэль крикнул, но это не возымело на распаленных мужчин никакого действия. Крики стихли лишь на несколько мгновений.

Рафи крепко зажмурился, как бывало всегда, когда ему нужно было как следует сосредоточиться. Почему он так делал, для него самого было загадкой.