– Но… Это будет новильо? – осторожно спросил Мигель.

– Нет, – резко ответил Рафи. – Это будет настоящий торо. И я прослежу, чтобы твой отец не подпилил ему рога.

– Но ведь я еще ничего толком не умею… – запротестовал Мигель. – Все тореро сначала пробуют силы на новильо…

– Я не пробовал.

– Это же опасно…

– А ты как думал?

– Боюсь, что отец не позволит мне, – сделал последнюю попытку несчастный Мигель.

– Позволит. Можешь мне верить. Я знаю, как уговорить его.

С этими словами Рафи встал и, не слушая больше возражений юноши, пошел искать Мануэля.

– Ты с ума сошел, – сказал хозяин фермы, когда Рафи изложил свою просьбу. – Он же мальчишка. К тому же ты сам мне говорил, что у него неважно получается управляться с мулетой.

– Будет куда хуже, если он потратит лучшие годы своей жизни на то, что на самом деле ему не нужно. Бык вряд ли убьет его. А запоздалое разочарование сделает это наверняка.

– По мне лучше разочаровавшийся, но живой сын. Одного я уже потерял. Пусть хоть второй останется со мной.

– Ты пытаешься распорядиться тем, что тебе не принадлежит. Он хочет быть матадором. Вернее, думает, что хочет. Дай ему возможность самому убедиться, что из этой затеи ничего не выйдет. Не заставляй его впустую тратить часть жизни. К тому же я буду рядом. Бык не убьет его, обещаю. Разве что испугает. Если все так, как я думаю, на этом карьера матадора для твоего сына закончится. И ты получишь его целиком.

– Неужели нет другого способа добиться этого?

– Нет. И когда я говорю «нет», значит, действительно такого способа не существует. Я знаю корриду, знаю быков и знаю твоего сына. Из него не выйдет тореро. Но доказать ему это можно только так. Не волнуйся, – мягко сказал Рафи. – Я не брошу его одного.

– Но почему ты не хочешь дать ему новильо?

– Это будет убийство, дон Мануэль, как ты не понимаешь? С молодым бычком он, может быть, справится. Но тогда рано или поздно придет день, когда он выйдет против взрослого быка. А меня может не оказаться рядом. И бык его прикончит. Обязательно. А если не прикончит, то в конце жизни Мигель поймет, что занимал чужое место. Точнее, он будет это знать все время. Но только перед смертью поймет, почему счастливые дни в его жизни можно пересчитать по пальцам. Исправлять что‑либо будет уже поздно. Он умрет разочаровавшимся… А что может быть хуже, когда на смертном одре понимаешь, что прожил чужую жизнь? Неужели ты пожелаешь такую участь своему сыну? Сейчас все можно изменить. Ты можешь сделать сына счастливым. Не отказывайся от этого.

– Хорошо, – после долгого молчания сказал дон Мануэль. – Считай, что ты меня уговорил. Но учти, если бык покалечит или убьет его... Ты пожалеешь, что черт занес тебя однажды на мою ферму.

– Напрасно ты так, – с упреком сказал Рафи.

– Ладно. Иди, я распоряжусь насчет быка. Когда он должен быть готов?

– Завтра утром, – ответил Рафи.

Слова отдались эхом в пустой комнате. Рафи не мог видеть, но почувствовал, как вздрогнул Мануэль.

Рафи прекрасно понимал, что рискует. Он мог положиться лишь на себя, на свой опыт и чутье. Если слух его подведет, сын Мануэля может погибнуть. Но другого выхода он не видел. То есть он мог, конечно, потратить еще несколько лет своей жизни на то, чтобы поразвлекать Мигеля и его отца, пока тем не надоест играть в эти игры. Но это была бы слишком большая жертва. Даже если бы ему не надо было спешить к цыганке, даже если бы он мог видеть и у него не было бы никакой цели в жизни, это была бы слишком большая роскошь.