Рафи остановился, силясь вспомнить, когда и где он уже слышал и чувствовал нечто похожее. Это было нелегко. Он словно всплывал с огромной глубины или пробуждался от глубокого мрачного сна. Долго и мучительно…

Наконец, он узнал и этот запах, и этот далекий рокот. Море. Соленый терпкий запах морской соли и водорослей. Шум прибоя. Он был недалеко от моря. Возможно, в нескольких милях…

Постояв немного в сомнениях, Рафи двинулся на рокот волн. Впервые за все это время он испытал что‑то, похожее на эмоции. Ему захотелось выйти на морской берег и опустить ладони в воду.

Он пошел. Сначала медленно, будто сомневался, а нужно ли ему это на самом деле. Потом, по мере того как он приближался к морю, шаги его становились тверже и быстрее. Под конец, когда он уже слышал крики чаек и чувствовал на лице дуновение влажного соленого ветра, он почти бежал. Он прекратил свой бег, когда прибрежная волна коснулась его ног. Тогда он сел на мокрый песок и подставил лицо прохладным брызгам.

В этот миг Рафи понял, что его блуждания во тьме закончились. И он сумел простить себя за смерть Мигеля. А еще за бегство. И за зависть к другому Мигелю, Другу, которого полюбила Вероника. Он простил себя за все. И он простил своего дядю, лишившего его возможности видеть этот мир, простил хозяина цирка, заставившего быть его клоуном на потеху толпе, простил Марию, бросившую его, простил Мануэля, из‑за которого на его совесть тяжким грузом легла смерть Мигеля. Он простил всех, от кого терпел обиды, всех, кто смеялся над его слепотой. Он попрощался со всеми быками, которых убивал. И простил тех быков, которые убивали его друзей…

Рафи лег на спину. Мягкие теплые волны накатывали на него, смывая пыль дорог и усталость. Смывая все его прошлое, все обиды, унижения, боль, страдания, надежды и мечты. К нему снова пришли мысли о смерти. Но это уже не было мрачное, тягостное желание умереть, чтобы сбросить с плеч неподъемный груз вины. Нет, теперь мысли о смерти принесли уютный покой. Он хотел посмотреть ей в лицо, как в глаза лучшему другу. И чтобы она мягко взяла его за руку и попела по серебряной тропинке лунного света в далекую прекрасную страну, где он обретет покой и умиротворение.

Он лежал на спине, и слезы, катящиеся по щекам, смешивались с морской водой. Но он даже не замечал, что плачет. Лишь чувствовал, что очищается от всей тяжести, скопившейся на душе за эти годы. Прежний Рафи умирал. Растворялся в чистой морской воде и солнечном свете…

Его нашли на закате рыбаки, возвращавшиеся домой с дневным уловом. Маленькая лодка шла вдоль самого берега, когда один из них вдруг увидел на песке в полосе прибоя неподвижно лежавшего человека.

Сначала рыбаки хотели пройти мимо. Дома их ждали жены и дети, горячее вино и ужин. Возиться с каким‑то незнакомцем, к тому же, может быть, мертвым у них не было ни времени, ни желания.

Лодка уже миновала то место, где лежал Рафи, когда один из рыбаков, что постарше, все‑таки переложил руль на другую сторону. Молодой что‑то недовольно проворчал, но спорить не стал. Море хорошо учит людей не оставлять другого в беде. Ведь завтра твоя лодка может дать течь. Поэтому, приблизившись к берегу, рыбаки убрали косой парус и взялись за весла.

Лодка соскользнула с волны и с мягким шуршанием выползла на песок. Рыбаки подошли к распростертому человеку.

Тот, что постарше, склонился над Рафи.

– Жив? – спросил молодой.

– Кажется, дышит. Бродяга. Хотя одежда не дешевая. Пообносился… И здорово исхудал. Но живой.

– И что будем с ним делать? В лодке мало места. Да и лишний рот… Рыбы в этом году совсем немного, чтобы кормить какого‑то бродягу.

– Не бросать же его здесь, – возразил старик.