ГЕНКИНА. Я успела просунуть в кабину голову и сказать «Хау ду ю ду?»… И он мне улыбнулся… Никогда не забуду эту улыбку… Страшный удар… Перебиты шейные позвонки!

ВЕРЗИЛОВ. Воображаю, что вы испытали…

ГЕНКИНА. Но мы не сдаемся! Делаем то же самое, что и на том свете. Следим за политикой. Обсуждаем события. В конце концов выяснилось, что и здесь у нас есть интересные общественные обязанности… Правда?

КОБЫЛЯЦКАЯ. Мы ведем активную жизнь. Даже устаем…

ГЕНКИНА. Тяжелее всех приходится Лямкину…

ВЕРЗИЛОВ. Почему?

ГЕНКИНА. Из-за ежедневных споров со Сталиным. Лямкин убежденный антисталинист, ему невыносимо сидеть рядом с тираном, а Иосиф Виссарионович сознательно доводит несчастного Лямкина до нервного истощения.

ВЕРЗИЛОВ. Не понял.

ГЕНКИНА. Я человек откровенный, я несколько раз прямо говорила Иосифу Виссарионовичу, чтобы он прекратил травлю Лямкина… Русской интеллигенции достается и на том и на этом свете! Варвара Кобыляцкая — свидетель. Вы помните, как я вчера сказала Иосифу Виссарионовичу: вы не должны так резко говорить с Лямкиным! Лямкин — это совесть России!

ВЕРЗИЛОВ. Какому Иосифу Виссарионовичу?

КОБЫЛЯЦКАЯ. Иосифу Виссарионовичу Сталину. Он член нашего маленького кружка.

ХОЛОДЕЦ. Кстати, нормальный мужик.

ЛЯМКИН. Я настаиваю на том, что он — па-па-па-па-па-па…

ХОЛОДЕЦ. Да, можно сказать, папа. Отец народов, да.

ЛЯМКИН. … па-па-па-лач!

ХОЛОДЕЦ. Ну, палач. Ну, допустим. И что такого?

ЛЯМКИН. Ти-ти-ти-ти-ран!

ХОЛОДЕЦ. Ну и что?

ВЕРЗИЛОВ. Позвольте, что вы такое говорите? Как это — Сталин — член нашего общества? Как это понимать?

КОБЫЛЯЦКАЯ. Нас здесь всего шестеро, и шестым членом кружка является Иосиф Виссарионович.

ВЕРЗИЛОВ. Среди нас? Сталин? Настоящий Сталин? Это невозможно.

ГЕНКИНА. Господин Генкин сначала тоже не поверил, когда я ему написала.

ХОЛОДЕЦ. Тут, знаете, твоего мнения не спрашивают — кого хотят, того и селят.

ВЕРЗИЛОВ. Надо заявить протест! Уголовник — пусть! Проститутка — пусть! Но Сталин! Вы в своем уме?

ГЕНКИНА. Господин Генкин считает, что вещи следует принимать такими, какими они являются.

ВЕРЗИЛОВ. Но это меня компрометирует! Я человек демократических убеждений! Лидер партии «Справедливость»! И не могу находиться в одной комнате с тираном! Нет! На каком основании?!

ХОЛОДЕЦ. Он покойник, и вы покойник. Вот вам и основания.

КОБЫЛЯЦКАЯ. Тут все-таки ад. Вот и Сталин тоже сюда попал.

ВЕРЗИЛОВ. Как это — он тоже сюда попал?… Это я — тоже сюда попал… Временно, конечно… Сталину как раз самое место в аду!

КОБЫЛЯЦКАЯ. Ну вот, он в аду и находится.

ВЕРЗИЛОВ. А я при чем?

КОБЫЛЯЦКАЯ. И вы тоже в аду.

ВЕРЗИЛОВ. Нет, знаете, так не пойдет! Всех под одну гребенку! Уравниловка какая! Мы, знаете ли, в правовом государстве живем! Я требую соблюдения законности!

ХОЛОДЕЦ. Тут каждый свой срок тянет. Есть за что.

ВЕРЗИЛОВ. Вы это бросьте! Как вы это терпите, господа! Должна же быть какая-то градация вины… Надо меру знать в раскаянье… Положим, я в чем-то таком виноват… Ну, извините, исправлюсь… Вот госпожа Кобыляцкая, литератор… Ну, будем откровенны, интрижки, адюльтер… Вот вы, господин Холодец, предприниматель… Хорошо, допустим, вы иногда преступали закон… Но ведь Сталин, господа, это же монстр! Чудовище! Ну, я, допустим, тоже в аду… ну, скажем так, по недоразумению… ну, да, было что-то такое… что-то, где-то… кстати, не доказано… Но Сталин — убийца!

ХОЛОДЕЦ. Ну, если совсем честно, я тоже некоторых… того… на холодец…

ВЕРЗИЛОВ.