ВЕРЗИЛОВ. Смотрит в окно, приглядывается к огням А… так это, значит, костры… Похоже сделано… Неплохой символ… Пламя, конечно, искусственное?

ХОЛОДЕЦ. Тут все натуральное…

ВЕРЗИЛОВ. Господа, вы так в страхе и живете? Бедные мои! Поверьте, вас разыгрывают… Как опытный политик подтверждаю — мы это умеем… Хе-хе. Есть профессионалы, которые за такие эффекты неплохие деньги берут.

ХОЛОДЕЦ. Вот таких профессионалов здесь и жгут… недавно одного рекламщика спалили…

КОБЫЛЯЦКАЯ. Темпераментный мужчина… как он кричал… я волновалась.

ВЕРЗИЛОВ. Давайте рассуждать. Грехи у нас с вами символические, значит, и огонь должен быть искусственный.

КОБЫЛЯЦКАЯ. Вы правильно сказали — символические грехи… Я все искала слово…

ВЕРЗИЛОВ. Скажем, воровство… Положа руку на сердце, разве я крал, господа? Врывался в дома? Просто перекладывал бумажки на столе… символически… Госпожа Кобыляцкая, в чем ее грех? Некий условный адюльтер? А в чем грех господина Лямкина? Вообще смешно… Назовем это — лжесвидетельство… не подумав, наш интеллигент обслуживал Прохора Семеныча… Чисто символически призывал к правде и согласию… А госпожа Генкина? Примерная жена и мать — в чем ее грех? Символический грех, господа, — отсутствие любви к Родине…

ГЕНКИНА. Это и не грех вовсе…

ВЕРЗИЛОВ. И за что Родину любить, если вдуматься? Но символически — положено…

ХОЛОДЕЦ. А со мной как быть? Я-то людей правда… того… жизни лишал…

ВЕРЗИЛОВ. Да разве это жизнь… Тьфу… Символическая… И наказывать за символические грехи нас будут символически. Уверяю вас, это бумажный огонь! Поверьте, бумажный!

ХОЛОДЕЦ. А я думаю, в аду — социализм. От каждого по способностям, кто сколько натворил — все посчитают. И каждому — по труду. Всех в топку.

ВЕРЗИЛОВ. Имитация! Пламя искусственное!

ЛЯМКИН. А Сталин — настоящий. Та-та-та-кой страшный!

ГЕНКИНА. Да, объясните нам, господин Верзилов! Если все — символическое, то почему Сталин настоящий?

ВЕРЗИЛОВ. Признайтесь, вы меня разыгрываете — как здесь может Сталин оказаться?

Входит Иосиф Виссарионович Сталин. На нем простая однотонная пижама, похожая немного на френч, мягкие тапочки. В руке держит трубку, время от времени подносит ее ко рту, посасывает мундштук. Говорит медленно, движется степенно.

СТАЛИН. Здравствуйте, товарищи.

Пауза

Вы можете сесть.

КОБЫЛЯЦКАЯ. И правда, что это мы стоим? Давайте сядем.

Садятся на стулья и кровать. Верзилов очень растерян, он едва не садится мимо стула. Один лишь Лямкин нервно мечется по комнате.

СТАЛИН. Вы тоже присаживайтесь, гражданин Лямкин.

ЛЯМКИН. Спасибо, постою! Я сам решаю, ко-ко-ко-когда стоять, а когда сидеть!

СТАЛИН. Похвально, гражданин Лямкин. Я положительно отношусь к людям инициативным. Вы, Лямкин, человек, умеющий принимать решения, не так ли? смотрит внимательно, переводит взгляд на Верзилова. Значит, вы — политик Верзилов?

ВЕРЗИЛОВ. инстинктивно вскакивает, вытягивается перед Сталиным

Ва-ва-ва… Ве-ве-ве-верзилов…

СТАЛИН. От страха заикаетесь или от холода?

ЛЯМКИН. Господин Ве-ве-верзилов возглавляет партию «Справедливость»!

СТАЛИН. Любопытно. Справедливость районного масштаба. Вы политик районного масштаба, Верзилов?

ВЕРЗИЛОВ. Несет околесицу

Па-па-па… де-де-де… в общих чертах… собрали десять… и даже с процентами… ва-ва-ва… праймериз…

СТАЛИН. Вы что, пьяны, Верзилов?

ЛЯМКИН.