Джеймс посмотрел на него:

— У мятежников действительно так много войск? А я, признаюсь, сомневался. Думал, что Пинкертон с МакКлелланом, не успев на молоке обжечься, торопятся дуть на воду, но видно, ошибался я. Слава Богу, численное преимущество всё же на нашей стороне, но, увы, лёгкой схватки нам не суждено. Во всяком случае, ты опять встал на путь истинный, и я считаю своим долгом порадовать этим известием отца.

— Вряд ли он меня простит.

— Наверно, нет. — согласился Джеймс, — Но его сердце может смягчиться, когда я поведаю ему, как ценно было то, что ты сделал для отчизны.

Он опять занялся очками.

— Отец всё ещё зол на меня из-за девушки и украденных денег?

— Да. Но он ведь наш отец, и притча о блудном сыне ему хорошо известна. А я скажу, что сейчас самое время даровать тебе прощение. — Джеймс запнулся, разрываясь между желанием высказать всё, что накипело, и воспитанием, запрещавшим обнаруживать свои чувства. Победило первое, — Только когда ты порвал с семьёй, я понял, как мне тебя не хватает. Ты всегда был бунтарём, но без твоих проказ и выходок вдруг стало пусто. После твоего ухода я твёрдо решил, что, если наша семья воссоединится, я приложу все силы, чтобы стать тебе добрым другом. И вот мы воссоединились.

— Спасибо. — произнёс Натаниэль, глубоко тронутый признанием брата.

— Пойдём! — Джеймс порывисто вскочил с кресла и встал на колени посреди вязаного ковра у камина, — Помолимся?

— Да, конечно.

Впервые за многие месяцы Натаниэль преклонил колени. Джеймс громко возносил благодарность Богу за возвращение блудного брата в лоно семьи и призывал Спасителя благословить Ната, будущее Ната и правое дело Севера.

— Может, — повернулся Джеймс к брату, — и ты добавишь что-нибудь к молитве, Нат?

— Только аминь. — подытожил Натаниэль, мысленно вопрошая небеса, кого и что ему придётся ещё предать в ближайшие дни, чтобы сдержать обещание, данное отцу Салли, — Только аминь.

— Значит, аминь. — согласился Джеймс.

От счастья губы Джеймса сами растягивались в улыбке. Правое дело было на пороге триумфа, грешник вернулся домой, и семье больше нечего было стыдиться.

Броненосец конфедератов «Виргиния», перестроенный из остова выгоревшего до ватерлинии «Мэрримака», выбросился на мель и был сожжён после того, как южанам пришлось сдать его базу Норфолк врагу. Потеря конфедератами бронированного корабля открыла северному флоту дорогу на Ричмонд по Джеймс-ривер. Береговые батареи мятежников были подавлены артиллерийским огнём. Огромные снаряды бомбических орудий конструкции Дальгрена крошили промоченные дождём парапеты, визжащая шрапнель орудий Паррота превращала в щепу лафеты орудий и гнилые настилы. Километр за километром эскадра северян, состоящая из трёх броненосцев и двух деревянных канонерок, продвигалась вверх по течению. На реке Джеймс у южан больше не осталось ни одного судна, ни одной батареи, которые могли бы бросить вызов пяти боевым кораблям.

Десятью километрами южнее Ричмонда, в точке, где Джеймс-ривер изгибалась вправо, и откуда атакующей эскадре открылся бы прямой путь на столицу Конфедерации, высился на холме Друри-Блеф последний форт южан, форт Дарлинг, с пушками, наведёнными в сторону устья. На самом изгибе были затоплены баржи с щебёнкой. К образованному ими препятствию течение прибило огромное количество брёвен-топляков и мусора, сделав реку здесь непроходимой для вражеских судов. Эскадра северян достигла форта и заграждения перед ним ранним утром. Ночь они простояли, бросив якоря на фарватере, беспокоимые ружейным огнём с берегов, но теперь, с первыми лучами солнца, экипажи расчехлили орудия.